Бондаренко В.
Очерки Кирсановского уезда, Тамбовской губ.
Этнографическое обозрение, 1890, №№ 6-7
I II III IVПереходя к ближайшей характеристике современных кирсановских крестьян, мы ограничимся пока одним интересным вопросом: об их воззрениях на преступления религиозные и гражданские. Эти воззрения складывались веками и следовательно стоят в теснейшей связи с прошедшим. Они яснее обрисуют нам нравственный облик кирсановцев.
К отступникам православной церкви – еретикам, раскольникам и проч., крестьяне, по обыкновению, относятся недоброжелательно. Если они и не стараются очень их преследовать, то лишь потому, что твердо уверены в неизбежности тяжелого наказания для них от Бога в будущем. Впрочем, когда еретики и богохульники начнут явно издеваться над догматами церкви и пропагандировать свои верования между православными, народ находит необходимым доносить о них начальству. Точно также крестьяне относятся с презрением и к иноверцам, называя их "поганою нехристью". Евреи в особенности ненавидимы; их жизнь, по своим нравственным качествам, кажется зазорной для настоящего крестьянина. К татарам относятся несколько лучше за их честность, а к католикам и лютеранам – уже более равнодушно. Тем не менее существует убеждение, что вообще все иноверцы будут лишены царствия небесного. Это подкрепляется тем, что они нарушают такие правила православной церкви, как напр. соблюдение постов, что ведет к потере всякой надежды на милость от Бога. Невыполняющий постов уподобляется животному. Были случаи, когда в постный день совершались большие преступления, но в то же время "оскоромиться" страшились. Один мужик, убивший в дороге прохожего с целью грабежа, несмотря на страшный голод, не решился съесть находившихся в котомке у убитого лепешек, и когда его спросили о причине, он ответил: "Да ведь лепешки-то были скоромныя, аль я нехристь – буду есть их в пятницу?". Так велика вера в силу необходимости поста! Не менее важным грехом считается пренебрежение к молитве. "Кто Богу не корится", - говорят кирсановцы, - "тому и от Него нечего милости ждать: всякие напасти будут его преследовать, а на том свете он будет вечно мучиться в огне". Работать в праздники хотя и считается греховным делом, но в последнее время правило это стало все чаще нарушаться. На появление какого-либо народного бедствия – пожара, неурожая или заболевания – крестьяне смотрят как на наказание Божие, необходимое последствие преступлений против религий. Недавно, по случаю неурожая и большой смертности, пронеслась молва, что где-то в церкви прокричали три петуха: черный, красный и белый. Узнал об этом один молодец и захотел выслушать их пение и узнать значение этого явления. Заперли его одного в церковь на ночь; там он стоит и ждет. Вдруг подходит к нему Божия Матерь и спрашивает: "Что ты стоишь, молодец, чего ждешь?". – "Жду объяснения петухов", отвечал молодец. Она ему сказала: "Черный петух явился и прокричал к тому, что одна половина России вымрет от болезней, красный – к тому, что другая третья часть повыгорит, а белый – к тому, что по случаю недорода хлеба, будет голод и остальная третья часть люду повымрет". Ужаснулся парень и передал своим мирянам этот ответ.
Упоминание черта, да еще в пьяном виде, считается не только проступком против религии, но и опасным делом: боятся, как бы он не увел с собой куда-нибудь. Поэтому порядочно охмелевший мужик, если ему далеко идти до дому, всегда берет себе провожатого из встретившихся по дороге знакомых, да и ему поверит только тогда, когда тот перекрестится и тем докажет, что он не черт. По этому поводу существует масса рассказов о том, как черт уводил пьяных мужиков из села в поле, речку или омут. В особенности интересен один рассказ. Идет раз по улице пьяный мужик и ругается неприличными словами; только смотрит он: стоит перед ним каменный дом; оглядывается кругом – везде такие же большие, хорошие дома, совсем не похожие на деревенские. "Что за чудо такое?" – думает мужик: "Да ведь это не наше село, а Кирсанов город!". На самом деле будто оказалось, что это и не Кирсанов, а Одесса, и мужика, попавшего в одну ночь из деревни Кирсановского уезда в Одессу, отправили обратно по этапу.
Насколько туманно представление крестьян о степени и роде наказания за всякий проступок против религии, настолько сознательно понятие о наказании за преступления гражданские. Здесь существуют известные подразделения, установленные вековыми местными обычаями. Самым главным преступлением считается убийство; но так как оно совершается по различным причинам, то и оно, по степени важности, делится на несколько родов. Убийство из-за пользования мясом человека теперь, конечно, не практикуется, хотя существует предание, что когда-то в селе Гаях один барин, узнав о рождении полного и чистого телом ребенка, отбирал его у родителей, выпаивал и откармливал, как теленка, и затем жарил и ел. Теперь самым тяжелым, по духовной ответственности, убийством считается то, которое совершено из-за денег или другой корысти и материальных интересов; средним – когда оно произойдет во время ссоры или обоюдной драки; легким – при измене жены; извинительным – во время обороны от нападения противников и при защите, при тех же условиях, родителей, жены и детей; дозволительным – во время войны, и обязательным – при спасении Государя от злоумышленника. Во всех случаях без исключения убийца обязан всю жизнь каяться в своем грехе и молить Бога о прощении как своих грехов, так и убитого. Особых обрядов очищения, кроме церковных, не существует. Случаев истинного примирения между убийцей и семьей убитого никогда не встречается; как бы хороши ни были их отношения раньше, впоследствии они разрываются окончательно. Если и бывает иногда примирение наружное, то крайне непрочное, так как в душе родственники убитого всегда ненавидят виновника его смерти; точно также и посторонние, за исключением последних двух упомянутых видов убийства, презирают убийцу, сторонятся от него, считая его потерявшим совесть Божью и стыд людской. В большинстве случаев убийцы никогда уже и не стараются задабривать семейство убитого, сознавая бесполезность этих мер. Для убийц самым тяжелым наказанием является совесть; преследуя постоянно виновного, она вызывает в последнем галлюцинации, во время которых представляется совершенно ясно личность загубленного. Рассказывают, один парень из ревности убил девушку, на которой обещал жениться; когда он вздумал жениться на другой, покойная стала являться к нему и преследовать своими укорами в неверности. Когда на зов парня собирались посторонние, для них девушка была невидима. При сборе к венцу, она присутствовала с парнем; когда он ехал в церковь, сидела рядом с ним; во время отдыха с молодой, стояла в углу и грозила пальцем. Потосковал парень да и утопился.
Убийство иноверца, по суждениям народа, менее преступно, чем убийство своего, потому что он – нехристь, немного лучше собаки; но так как и в нем имеется образ и подобие Бога, то и лишение его жизни считается тоже греховным. Точно также смотрели и в старину. Убийство ребенка считается более тяжелым, чем тот же проступок по отношению к большому. Взгляд этот оправдывается таким рассуждением: "Дитя, что ангел, безгрешно". В отношении же убийства незаконнорожденного его матерью – девицею, первый раз рождающей, в момент рождения, является снисходительность, и проступок этот считается средним. Рассуждают так: девушка, во-первых, вынуждена была совершить незаконным путем акт рождения, так как сама была горько обманута мужчиной, обещавшим прикрыть грех женитьбой, а во-вторых, и после этого, желая остаться честной девушкой в глазах народа, совершила убийство ребенка, вероятно, уже бессознательно, руководясь главной целью – избежать скорее огласки, сраму и покора. Плодоизгнание различается двоякое: уничтожение навсегда возможности родить и лишь временно. Первое считается весьма тяжелым, гораздо важнее убийства из-за корысти; второе приравнивается, по степени важности, к детоубийству незаконнорожденного и чаще встречается, притом не только вне брака, но и в семейном быту, хотя в последнем, конечно, реже; в общей сложности таких случаев бывает приблизительно 0,8%. Существуют личности, специально занимающиеся этой профессией, но они все же стыдятся своего ремесла, и если занимаются им, то только потому, что оно дает хороший заработок; из рода в род оно не передается никогда, из естественного опасения потерять свой нравственный авторитет между детьми.
Выбрасывание детей на произвол судьбы законными родителями крайне редко, прежде было чаще. Раньше же существовал и такой обычай, чтобы подкидывать незаконнорожденного младенца к порогу дома отца. Теперь если и практикуется подкидывание детей, то лишь незаконнорожденных и к богатым, хорошим по нравственности семьям. О том, чтобы выбрасывали прежде стариков, лишившихся способности работать, не сохранилось ни одной легенды; напротив, по рассказам, в старое время стариков гораздо лучше почитали, берегли и лелеяли, чем теперь.
Намеренное членовредительство практиковалось в больших размерах в то время, когда сроки военной службы были слишком продолжительны. Тогда каждый или прощался с семьей навсегда, уходя в службу, или, желая избежать ее, предпочитал остаться калекой на всю жизнь и жить дома, для чего рубили себе руки, ноги, ломали ребра, выкалывали и выжигали глаза, и резали уши. Значительное сокращение сроков службы имело громадное влияние на уменьшение членовредительства: теперь оно совершенно прекратилось. Среди женщин встречается членовредительство крайне редко, в том только случае, когда девушку насильно выдают замуж за немилого, постылого. – "Не доставайся же моя краса никому, не пользуйся ею, не любуйся, проклятый человек", - приговаривает красавица, исступленно уродуя себя ножницами. Скопчество здесь совсем неизвестно. Когда некоторые жители встречали скопцов в других местах, то смотрели на их желтые, безбородые лица с ужасом, презрением и омерзением. – "Лучше мы с собаками есть будем, чем с скопцами", - говорят мужики. Скопцы встречались, большей частью, из великороссиян или жидов, жадных на деньги; а среди малороссов, живого, физически и нравственно здорового народа, не замечалось ни одного примера оскопления. Скопчество крестьяне считают достойным великого наказания со стороны Божьего и мирского суда "за порчу Божьего лика и истребление человеческого рода".
Во взаимных отношениях крестьян, необходимую принадлежность каждого более или менее живого, занимательного или серьезного разговора составляют "крепкие словца". Сквернословие в большом употреблении, и в обращении оно производит действие обиды лишь тогда, когда произнесено серьезным тоном, с намерением оскорбить; в шутках же и приятных разговорах составляет главную соль, приправу, всей речи. Хотя брань, в силу пословицы "брань на вороту не виснет", вошла в обыкновенное явление, тем не менее, когда она произнесена с целью обиды, виновные привлекаются к суду и наказываются штрафом в размере 50 коп., который зачисляется в мирской капитал волости. Самым высшим оскорблением считается ругательство, соединенное с укоризной в чем-либо позорном – воровстве, мошенничестве и т.п. Иногда, чтобы рельефнее выказать позор того дома, к членам которого питается какая-либо ненависть, прибегают к символическим действиям: по отношению к мужчине – отрезывают хвост у лошадей, по отношению к женщине – вымазывают дегтем ворота дома.
В отношении молодежи при сборищах на улицах допускается вольное обращение лишь до известных границ: напр. нескромное заигрывание составляет обычное явление; все остальное, напр. сидение парня на коленях у девушки, поцелуи и т.д. в присутствии других, считается не только зазорным, но и обидным. К судебному разбирательству в этом случае никогда не прибегают; обходится дело самосудом: если парень нравится девке, то она для виду выругает его; в противном случае, по местному выражению, "съездит святым кулаком по окаянной шее". Но на посиделках допускаются даже такие вольности, как поцелуи, объятия и т.д. Собираются они, большей частью, на рождественских святках по несколько парней и девок в один дом; куда первые доставляют водку, а последние – кур и др. кушанья. Происходит взаимное угощение, песни и игры.
Нанесение обиды старшему по летам, роду или сану считается большим в сравнении с оскорблением ровни по положению. Оскорбление женщины равно по тяжести с оскорблением мужчины.
Предосудительную сторону в народной жизни составляет нищенство, если оно проистекает от пьянства, лени и распущенности. Мужик, не подверженный страсти к водке и не избаловавшийся до лени, какие бы ни были упадки в хозяйстве, причиненные пожарами, скотскими падежами, неурожаями, и т.п., всегда старается заработать кусок хлеба честным путем. Сам народ нищенство никогда не считает делом богоугодным, а на лиц, занимающихся им, смотрит двояко: нищенство, происшедшее от пьянства или лени, считает предосудительным, на физическое уродство смотрит с сожалением. Нищие со своим занятием другого ремесла не соединяют, за исключением специалистов своего дела, профессиональных нищих, которые, выпрашивая милостыню, поют божественные песни. Интонация их голоса, жесты, производят крайне неприятное впечатление на душу. Специалисты-нищие разъезжают по селам в удобных, поместительных экипажах, на прекрасных лошадях. Для произведения известного впечатления, они повязывают часть головы платком, ногу привязывают за спину или на грудь. Разумеется, растроганные чувствительными стихами и видом мнимого калеки женщины несут им и муку, и крупу, и холст, и проч. Такие нищие – богачи; они имеют собственные дома, где роскошно живут и развратничают. Между профессиональными нищими существует правильная организация, обучение своему ремеслу, пению, умению выманивать да и стащить, где что плохо лежит. Намеренного искалечивания для приготовления к нищенству не встречается. Поводыри-мальчики играют при этом незавидную роль; они лишь ученики нищего, от которого за службу ничего не получают, кроме потасовок. Отданные в науку таким же бродягой отцом на известный срок, они выносят терпеливо голод и холод, жажду, побои и капризы хозяина; зато потом они являются уже вполне закаленными в невзгодах и опытными в шарлатанстве.
Растлевающая основы нравственности водка начинает употребляться с крайне раннего возраста: мужчинами – с 15, а девушками – с 12 лет, хотя питье водки для девушки считается предосудительным, а для женщины – позволяется пить умеренно. Являться одному пьяным на улице зазорно, а в компании извинительно: говорят, человек загулял ради дружества, компании. Доселе пьянство со стороны суда не получает никакого возмездия, хотя его последствия сказываются и в ущербе хозяйства, и в упадке нравственности. Общество, видя мотовство своего сочлена, не принимает никаких мер и не пользуется предоставленным ему правом наложения опеки за расточительность. Горемычное положение экономического быта еще не составляет причины пьянства; она коренится главным образом в примере других. Вначале молодежь пьет, глядя на старших, из желания вкусить запретный плод, а затем постепенно втягивается, стараясь заслужить репутацию здорового выпивателя. Немало способствует укоренению вредных привычек обычай, по которому на всех свадьбах, крестинах, похоронах, годовых и престольных праздниках обязан выпивать каждый, достигший указанного нами возраста. Особых пиров, братчин и годовых обедов, где выпивалась бы еще водка, не существует.
Как нищенство явилось плодом пьянства, так и многие другие проступки в нем же коренятся. Воровство, например, совершается не по нужде, а вследствие привычки к легкой, веселой жизни, порожденной пьянством и ленью. И что всего печальнее, так это то, что дети беспутных пьяниц, воров, плутов, распутных женщин и т.п., делаются такими же негодяями, как и их родители. Одно поколение передает последующему все свои дурные задатки и извращенные понятия.
Современные воры проходят, так сказать, полный курс своих наук в специальных заведениях: высшем – на каторге, среднем – в арестантских ротах, низшем – в тюрьме и начальном – в арестном доме.
При отправлении на свой промысел они признают только реальные средства, каковы: отмычки, ломы, ножи. Нетронутые же осторожной цивилизацией воры наивно верят и в силу особых талисманов, с которыми уже смело идут воровать. Талисманы эти добываются различными способами. Когда скоропостижно умрет здоровый, толстый человек, воры, ночью, вырывши его из могилы, вырезают из него сало, вытапливают из него свечку и с нею работают, в полной уверенности, что хозяева будут спать непробудным сном. Или: находят где-нибудь в лесу траву "замок", похожую на осоку, на Ивана Купалу приходят за ней, и когда она в полночь расцветет, засияет, загорится точно звездочка, вор, не смотря на представляющуюся тут ему всякую нечисть в образе диавола с рогами и хвостом, змей, зверей и т.п., моментально срывает ее, зажимает крепко в руке и, зажмурив глаза, без оглядки бежит домой. Дома разрезывается на средине ладонь правой руки, в рану вкладывается "замок" и затем, когда ладонь заровняется и заживет, идут на промысел. Тот замок или другая какая-либо запорка, на которую будет наложена рука с травой, моментально разрушится, и ворам откроется свободный доступ в хранилище добра.
Чтобы открыть похитителя, прибегают большей частью к помощи местных ворожей, имеющихся в большом количестве, а те гадают на картах, бобах или воде. Разложив карты или бобы, или посмотревши в воду, ворожея указывает в первом случае направление жительства похитителя и цвет его волос, а в последнем приблизительно описывается и вся наружность. Предварительно ворожея что-то нашептывает; если имеются карты, то они прикладываются при этом к губам, а затем обдувает их и начинает свои действия. Червонная дама обозначает "марьяжную" (близкую) даму, пиковый король – злобного человека, десятка – интерес и т.д. Их предсказаниям народ слепо верит; иногда по их указаниям производят обыски, конечно, не выдавая ворожею. Свои знания ворожея передает нисходящему роду: бабушки – дочери, дочь – внучке и т.д. Более религиозные люди обращаются к другому способу воздействия на вора. Покупается зеленая свеча, под названием "титова", копеек за 30; ее хозяин передает церковному сторожу и просит ровно в полночь продеть ее три раза в ухо колокола; затем уж она ставится, в ближайший праздник, перед иконой Ивана Воина, а если пропали лошади, то – Флора и Лавра. После этого, вор должен почувствовать мучительную тоску, которая доведет его до того, что он сам, явно или тайком, возвратит украденное.
Конокрадство в данной местности мало развито, и правильной организации шаек конокрадов не существует, хотя раньше, рассказывают, конокрадство было положительным бичем для населения. Перед вором трепетали, унижались и кланялись; когда он входил в какой либо дом, где происходила пирушка, хозяин встречал его у дверей с низким поклоном, а все гости вставали из-за стола, тоже кланялись и уступали ему почетное место в углу, под образами. Когда вор оставался доволен обильным возлиянием и приемом, то, при выходе, говорил хозяину: "Ну теперь покойно штаны снимай", и затем уж не трогал этот дом. Угощение натурой вошло в обычную, как бы обязательную дань для вора. Так как сбыт украденных лошадей не всегда сходил удачно и выгодно, да сопряжен был с риском, то вор являлся нередко к обездоленным им хозяевам и за половинную стоимость лошади предлагал свои услуги отыскать пропажу. Профессия эта только тогда уменьшилась, когда без формальной расписки перестали принимать в продажу лошадей. К саморасправе и убийству воров крестьяне никогда не прибегали.
На кражу фруктов, овощей, сена и проч. смотрят снисходительно в том лишь случае, если убытки ограничиваются несколькими копейками. Если, напр., сорвать яблоко или огурец, или взять проездом по полю небольшую охапку сена, владелец скажет: "Смотри, больше не бери". Поэтому садовые плоды и огородные овощи без особого надзора никогда не дозревают. Хищение гороха вовсе не признается за преступление, и если он растет близ проезжей дороги, то хозяину мало от него пользы: и стар и млад не считает предосудительным его дергать. В силу этого составилась и малороссийская пословица: "Живу, як горох при дорози: хто йде, то й скубне", - получившая переносный смысл в применении к человеку.Лес, как и всякая более ценная чужая собственность, неприкосновенен для посторонних. Таков, впрочем, был взгляд исстари, но теперь изменился. Сбор грибов и орехов в чужом лесу считается вполне дозволенным: "Они общие, Бог их зародил для всех", - говорят крестьяне. Взгляд этот до того крепко установился, что запрещения владельца, встречаемые с изумлением и ропотом, никогда не имеют значения.
Совершенно особое убеждение существует относительно владения пчелами. Пчела называется любимым творением Бога, и хозяином ее считается только тот, кого она сама выберет, к кому прилетит и будет жить. Почитается грехом даже переманка каким-либо путем пчел из другого улья. Самое же воровство ставится в такую тяжелую вину, с которой может равняться только "легкое" убийство. И поэтому, когда владелец захватывает на месте преступления вора, то считает себя вправе нанести похитителю смертельные побои. Сохранились предания: бивали до такой степени, что вор, тотчас же по прибытии домой, умирал и, стыдясь своего проступка, никому не указывал имени убийцы.
Одной степенью выше кражи пчел стоит святотатство: кража из церкви равняется, по степени тяжести, "среднему" убийству. Совершать этот проступок грешно и невыгодно. Бог не попустит вору его дерзости и не даст возможности употребить с пользой похищенные деньги. Существует такая легенда: забрались раз ночью три вора через окно в церковь, где находился на молитве один человек; они начали обдирать украшения с иконы Божией Матери; та стала бить их по лицу и по рукам. Воры испугались и обратились к Богу с такой молитвой: "Господи, допусти нас взять украшения; за это мы на Светлое Христово Воскресение в этой же церкви перед иконой каждого святого обещаемся поставить по рублевой свечке". Сопротивление иконы прекратилось. Воры сняли украшения и затем, верные своему слову, в обещанный день явились опять в церковь и начали расставлять свечи. Стоявший, во время совершения кражи, на молитве человек раньше передал об их обещании местному священнику; тот велел за ними следить. Начали их спрашивать, почему они ставят такое большое количество дорогих свечей; если по обещанию, то по какому случаю оно дано. Воры запутались в объяснениях и наконец сознались и были преданы суду. Итак, укрыться в этом случае нет никакой возможности.
К числу легких краж относится лишь похищение домашней птицы для угощения на вечеринках. Если этот проступок и обнаружится, хозяева лишь поругают виновного и тем дело кончается. Но на кражу съестных припасов, когда их не хватило для свадебного угощения, смотрят гораздо серьезнее: виновного тащат в местную сельскую расправу, где, кроме вознаграждения потерпевшего, приходится еще покупать четверть или полведра водки слушавшим дело старикам.
В общем воровство в данной местности не особенно развито, и потому особых мер против него населением не принимается.
Мошенничество развито среди населения в немалых размерах; более частые его виды: обман в продаже или мене лошадей и другого скота. Но этот проступок считается менее тяжким, чем воровство; виновные оправдывают себя таким рассуждением: "Кто не верит словам, смотри сам в оба, а раз проворонил, сам виноват: не зевай; насильно в карман я не залезал".
Грабеж, в народных понятиях, смешивается с самоуправством.
Ныне завладение чужой недвижимой собственностью встречается лишь по недоразумению; прежде оно составляло обыкновенное явление. Сила и успех были всегда на стороне богатого. Некоторые волостные головы, пользуясь своей властью, отбивали у крестьян по несколько десятин земли и скопляли значительные участки. Один помещик отбил у однодворца зараз 80 десятин земли.
Значение слова стало теперь для суда равносильно деньгам при прежних порядках; вера стала даваться простым показаниям, не подкрепляемым монетой, и мужик понял его значение и стал относиться к нему осторожнее. Правда, божба и клятва является очень часто напрасной, но только в мелочных случаях, чисто обыденных; выражается она словами: "ей Богу", "лопни глаза", "чтобы не видеть детей своих", "сквозь земли провалиться", "лопни утроба", "отсохни руки, ноги", "не дай Бог до вечера дожить", "вот-те крест" или "вот-те образ". Присяга гораздо важнее простой божбы, и дающий ее редко лжет, исключая "отпетых", для которых, как говориться, не страшны ни Бог, ни черт. Вообще народ боится лжеприсяги; он уверен, что за это Бог не даст веку дожить.
Впрочем, относительно продолжительности жизни, крестьяне придерживаются несколько фатализма: они уверены, что время и причина смерти написаны на роду, и потому от судьбы нельзя уйти. Даже когда совершается самоубийство, говорят: "Знать, так на роду написано ему помереть". Однако, несмотря не это, на самоубийство смотрят все таки как на преступление против Бога, и потому при похоронах самоубийцы делаются некоторые отступления: для зарытия отводят особое место, несут без пения и плача, но других особенностей при выносе и вообще погребении не бывает, равно никаких действий для позора и бесславия памяти покойного не совершается. Самоубийство, кроме обычных причин, совершается иногда с целью отмщения врагу или для подтверждения верности своего слова. Последний случай произошел в 1886 г. в с. Любичах, Градско-Уметской волости, Кирсановского уезда. Один солдат, по профессии сельский писарь, пьяный, потребовал у жены водки, грозясь зарезаться в противном случае; та отказала. Он моментально схватил бритву и хватил ею себя по горлу. Один заседатель волостного правления, постоянно обижаемый Головою, сказал последнему: "Ну я тебя напряду", и повесился у него в риге. – Некоторые парни и девушки, обманутые предметом своей любви, потеряв надежду на лучшее будущее и желая хотя в конце своей постылой жизни причинить неприятность, вешались у обманщика на воротах или около дверей избы. Что самоубийство считается однако весьма тяжелым преступлением, видно из того, что душа самоубийцы не находит покоя на том свете. Народ верит, что душа самоубийцы бродит по земле и пугает людей. Для предотвращения этого вбивается в могилу осиновый кол; после этого, полагают, умерший не может вылезать из могилы, потому что осинового кола боятся не только самоубийцы, но даже черти. На семье самоубийцы позора не лежит никакого, за исключением супруга покойного, которого, при всяком удобном случае, попрекают: "Значит мед был житье, коли она (он) руки на себя наложила".
В заключение скажу несколько слов о взглядах на сношения с темной силой. Вера в темную силу проявляется по отношению к знахарям и колдунам. Ведовство и знахарство есть одно и тоже; занимаются им как мужчины, так и женщины; преданы они и служат черту, с которыми других отношений, кроме совещаний, не имеют. Знать их можно лишь таким образом: в Светлое Христово воскресенье надеть на себя все новое, платье и обувь, пойти в церковь и посмотреть на подозреваемое лицо: если это колдун, то он будет стоять весь черный и обгорелый, как пенек. Ведьма может превращаться в свинью, кошку, клубок, мешок и проч.; производит она такие действия: пугает людей, доит и портит коров, крадет молоко и масло и т.п. Уличить ведьму можно таким образом: когда она превратится в свинью, отрезать ей одно ухо или оба; на следующий день будет видно, если подозреваемая баба лишилась уха. Рассказывают, шел мужик, смотрит – лежит на дороге мешок. Догадавшись, что это ведьма, мужик схватил попавшийся под руку кол и наотмашь ударил им по мешку. Вдруг мешок заговорил человеческим голосом: "Бей в другой раз". Мужик смекнул: если ударит еще раз, плохо будет, и больше не стал бить. На другой день услыхал, что баба, которую называли ведьмой, захворала и лежит в постели. А через несколько дней умерла: оказалось, что у ней была избита голова. Мужик потом узнал, что если бы он ударил еще раз, ведьма могла превратиться в другой предмет и скрыться. Перед смертью, ведьма мечется по постели и поминутно кричит: "На-те"! Существует поверье, что если кто скажет: "Давай", к нему моментально переходят ее знания и звание, а ведьма спокойно умирает. Поэтому все, не желающие перенять ее ремесло, молчат. Бьется ведьма до тех пор, пока не приподнимут балку на потолке: тогда она сию же минуту умирает. Погребение совершается христианским порядком. Деятельность ведьмы не прекращается и со смертью до тех пор, пока в ее могилу, равно как и самоубийцы, не вобьют осиновый кол. Ведовство, кроме объясненного способа, иногда перенимается по желанию при жизни другой ведьмы. У ведьмы имеются особые помощники, под названием "коловертыши", в роде животных, похожие на трусика, пестрые, куцые, с большим мешкообразным зобом впереди, куда забираются добываемые ведьмой молоко и масло. По приходе домой, коловертыши изрыгают весь запас добычи в нарочно приготовленную ведьмой порожнюю посуду. Добываются они так: когда ощенится собака, ведьма берет ее "место" пошепчет над ним, затем перетаскивает в избу, где кладет в задний угол, под печку. По прошествии недели появляются "коловертыши". При жизни заподозренные в ведовстве, пока они не меняют своего человеческого образа, не убиваются и вообще убийства, увечья, оставления в опасности человека в этих случаях из-за одного суеверия не бывало.