В семье единой...
В августе 1989 года в печати опубликован проект платформы КПСС "Национальная политика партии в современных условиях". И он не может не вызывать интереса у советских людей, особенно в связи с обострившейся обстановкой в ряде регионов страны. Город Кирсанов и Кирсановский район территориально далеки от тех горячих точек. Но и наше население остро волнует ситуация, складывающаяся в Советской Прибалтике, Армении, Азербайджане, Узбекистане, Молдавии.
Редакция "Ленинца" решила встретиться с представителями национальностей этих союзных республик, проживающими в нашем городе и районе. Цель встречи - узнать их мнение о существующих межнациональных отношениях в стране, о предлагаемой платформе КПСС по этому вопросу.
КАК ДОМА В ЛЮБОЙ ТОЧКЕ СТРАНЫ
БЕСЕДА ПЕРВАЯ. С Низами Заман оглы Махмудовым, начальником свино-комплекса колхоза "Память Кирова".
- Низами, вы азербайджанец. Как давно вы выехали со своей малой Родины, и каковы были там отношения между людьми разных национальностей?
- Да, по национальности я азербайджанец. Но родился и вырос в Армении. Жил в Вардениском районе, в котором было 36 сел, из них 28 чисто азербайджанских. Рядом было почти чисто армянское село Верхняя Шоржа, куда мы очень часто ездили. Никогда никто не думал о том, кто азербайджанец, кто армянин. Лишь бы был хороший человек. Жили дружно, истинно по-братски. Выходили замуж, женились, не разбирая национальностей. Становились родственниками.
В Армении я кончил девять классов. Отсюда ушел в армию. Служил в Новосибирске и опять не чувствовал неприязни ни к себе, ни к другим. Опять жили, как братья - русские, казахи, узбеки. При увольнении в запас даже трудно было расставаться. Я долго переписывался с командиром отделения русским Самохваловым Сашкой, а вернее, Александром Петровичем.
- Когда вы приехали в Кирсанов? Как живется вам здесь?
- В Кирсанов я приехал в 1977 году. Приехал с дядей на заработки. Но скоро поступил в совхоз-техникум. Закончил его с отличием. Стал работать на откормочном комплексе колхоза "Память Кирова". В прошлом году заочно закончил Саратовский зооветеринарный институт. Учась в техникуме, познакомился со своей будущей женой. Она русская. Зовут Татьяна Ивановна. А фамилия теперь у нее моя - Махмудова. У нас трое детей, три девочки: Марина, Эльвира и Рина. Старшая ходит во второй класс средней школы № 4. Младшие пока дома.
Уже из того, что сказал, можно понять, что Кирсанов теперь для меня более чем близок. Моя мать, правда, в первые годы спрашивала, не вернусь ли я домой, в Армению. Я говорил: "Нет. Здесь у меня хорошая работа. Хорошая семья и друзья. Я чувствую себя на своем месте". Скоро в Кирсанов приехал мой брат Махмудов Фазулах и во многом повторил мой путь. Закончил совхоз-техникум. Женился на русской. Вместе с ней растит тоже троих детей. И тоже работает на откормочном комплексе, оператором. Вслед за братом переехали в Кирсанов мои родители и две сестры. Отец Заман Але оглы работает в колхозе "Память Кирова" слесарем. Сестра Зельфира - швея фабрики "Юность", сестра Гульнас - на почте в микрорайоне сахарного завода. Недавно принята в партию.
- Вы тоже член КПСС?
- Да. Вступил в партию в Кирсанове, когда работал на откормочном комплексе.
- Теперь вы его начальник. Чувствуете ли, какие трудности в руководстве коллективом в связи с тем, что вы нерусский?
- Нет, совсем нет. Как когда-то в Армении, отношения между людьми строятся у нас только на человеческой основе. Национальность значения не имеет. Имеет значение то, как работаешь, какой ты человек.
- Низами, извините за вопрос, но что вы испытали, когда узнали, что в Армении и Азербайджане возник конфликт на межнациональной основе, что там пролилась даже кровь?
- Вы знаете, я просто не мог поверить этому. Мне и теперь порой кажется, что это какой-то страшный сон. Там, где я вырос, великолепные благодатные места, красивейшее озеро Севан, склоны гор, покрытые ковром из цветов. Там все для радостной жизни людей. А они покинули эту землю. Из-за никому ненужных распрей азербайджанцы вынуждены бросить дома, десятилетиями обжитые места. Сейчас в Вардениском районе нет ни одного азербайджанина. Все они стали беженцами, людьми без крова, без работы, без средств. Около их домов растет теперь бурьян. Вы знаете, как азербайджанцы чтят могилы предков? Некоторые ходили на них по нескольку раз в день. А теперь те могилы - сироты. Я молод и давно не живу в Армении. Но меня потрясают такие страшные вести. А у стариков не выдерживает сердце.
- Что же случилось с азербайджанским и армянскими народами, что породило у них такую взаимную неприязнь?
- Народ тут не при чем. Я думаю, в том вина части верхов, которым перестройка стала угрозой их прежней жизни. Они очень ловко подсунули национальный вопрос, сыграв на нерешенных социальных проблемах.
Эти проблемы действительно есть. Но разве можно их связывать с национальным вопросом? Я думаю, нельзя. А сделано это, чтобы поднять смуту, вражду между людьми, отвлечь их и навредить перестройке. При этом провокации продуманы и спланированы заранее. Те, кто знают о событиях в Армении не понаслышке, говорят, что за выход на демонстрацию, за участие в забастовке платили большие деньги, Тем, кто не шел, угрожали оружием, находили людей (уголовников и наркоманов), которые приводили угрозы в исполнение. Люди в страхе или подчинялись, или бросали родной кров.
Все люди рождаются одинаковыми. Независимо от национальности. В нашей стране все рождаются гражданами Советского Союза, и все совсем недавно гордились этим. Гордились тем, что все мы - русские, азербайджанцы, армяне, украинцы, латыши - одна семья. И действительно были одной семьей.
Беда случившегося, думаю, в том, что в высшем партийно-советском руководстве недооценили первые конфликтные ситуации. От растерянности ли или от недопонимания допустили разрастание их вширь и вглубь. Не проявили твердости по отношению к подстрекателям.
- Низами, некоторые считают, что происходящее - это взрыв национального самосознания масс, вызванный такими социальными явлениями, как гласность и демократия.
- Гласность и демократия действительно на многое открыли людям глаза. Заставили их по-другому взглянуть на нашу жизнь, на наше общество. По- другому увидеть, и оценить наши достижения и недостатки. Но, как я уже говорил, межнациональные отношения тут не при чем. Недостатки легче устранять сообща, вместе. От того, что мы будем делать друг другу зло, никому лучше не станет. Зато сами мы станем хуже. Я вот искренне не понимаю, почему мы сейчас мало говорим о строительстве коммунизма? Разве мы перестали строить его? Почему мы все черним без разбору? Что у нас и вправду все только черное? Гласность и демократия - понятия хорошие, только понятны многими неверно, как право на ругательство всех и вся.
- И еще вопрос, Низами. Что все-таки, на ваш взгляд, сейчас главное при решении национальной проблемы?
- Взаимопонимание между людьми. Такое взаимопонимание, какое было совсем недавно. Все социальные вопросы можно и нужно решать мирным путем, не допуская никакого зла, тем более насилия по отношению друг к другу.
- И последнее. В проекте платформы КПСС "Национальная политика в современных условиях" есть и такие слова: "Советские граждане должны чувствовать себя как дома в любой точке страны - такова, можно сказать, высшая и конечная цель всей работы по гармонизации межнациональных отношении". Как относитесь вы к ним? И можете ли считать, что лично ваша жизнь в Кирсанове, жизнь здесь вашей семьи и ваших родственников - подтверждение реальности предложенного КПСС тезиса?
- Да, конечно. А чувствуем я и мои близкие себя на кирсановской земле не как дома, а действительно, дома. Ведь здесь у нас и семья, и жилье, и все остальное, что нужно человеку в жизни, какой бы он национальности не был.
12 сентября 1989 г.
ПЕРЕШАГНУТЬ ЧЕРЕЗ РАСПРИ
БЕСЕДА ВТОРАЯ. С Иваном Ашотовичем Оганесяном, кирсановским горрайвоенкомом.
- Иван Ашотович, кирсановцы привыкли звать вас именно так, хотя правильное ваше имя Оганес Ашотович. Как следует называть вас сейчас при нашей беседе?
- Называйте так, как называют все. Я тоже привык к своему имени, как бы наполовину переведенному на русский язык моими родителями. Иваном Ашотовичем называли меня и в Умете, и в Пичаеве, где я прежде работал. А еще раньше я служил в Воронеже. Так что с русскими у меня контакт давний и, признаюсь, для меня приятный, потому что я ценю русских за простоту, трудолюбие, героизм.
- Но начнем разговор все-таки с ваших родных мест. Где вы родились, где жили до переезда в Россию?
- Первое интервью о межнациональных отношениях вы взяли у Низами Махмудова из колхоза "Память Кирова". (Кстати, я хорошо его знаю, и мы с ним дружны). Так вот Низами говорил, что он азербайджанец, а родился и вырос в Армении. У меня наоборот. Я армянин, а родился в Азербайджане. Жил там до четырнадцати лет. Потом учился в Армении, в Ереванском сельскохозяйственном техникуме. А работать поехал в Азербайджан, откуда и призвали меня в армию. Служил два с половиной года солдатом. После окончил Московское военное училище, и на родине больше жить уже не довелось. Судьба все теснее связывала меня с Россией, тем более что жена у меня русская.
- А в Азербайджане сейчас есть у вас родственники?
- Да, мои родители и теперь живут там, в том же Шаумянском районе, где родился и вырос я. Отец участник и инвалид Великой Отечественной войны. По-прежнему работает в колхозе, мать на пенсии. Мои братья живут в Армении, в ее столице Ереване.
- Коснулись ли их события, связанные с межнациональными конфликтами между армянами и азербайджанцами?
- По счастью, нет, не коснулись. Я был у родителей в ноябре прошлого года. В их районе все было нормально, как всегда. Никакой вражды, никакой неприязни между разными национальностями. Все жили и теперь живут, как всегда, дружно. Да и как иначе? За годы Советской власти все переженились. Цистерны вина выпили на свадьбах. Работают вместе, на одной земле. Чего же делить?
Братья из Еревана тоже осуждают нагнетаемую напряженность. Сами они не участвовали ни в конфликтах, ни в демонстрациях. Говорят: "Зачем? Кому это нужно? Нужно работать, кормить детей". Такие же мысли высказывают большинство простых людей, особенно пожилые и старики. Они часто собираются, говорят, что обществу нужна революционная перестройка. А ее противники, экстремисты, чтобы отвлечь массы от нее, разжигают межнациональную рознь.
В Нагорном Карабахе, конечно, были и остаются социальные проблемы. Но путем нагнетания вражды, тем более путем кровопролития их решить нельзя.
- Иван Ашотович, во время вашей учебы в ереванском техникуме, какие отношения были между армянами и азербайджанцами?
- В техникуме было два отделения. На одном учились армяне, на другом азербайджанцы. Занятия велись на их родных языках. Между собой, если не знали языка друг друга, общались на русском языке. Я, поскольку вырос в Азербайджане, жил и дружил с азербайджанцами, хорошо знал азербайджанский язык. Знаю его и теперь, но, конечно, не так хорошо.
Азербайджанский народ я искренне уважаю. За азербайджанскую музыку готов душу отдать. И распри между армянами и азербайджанцами не могу понять, так как под ними нет никакой почвы. Вина в тех распрях кучки экстремистов, и винить за них тысячи людей нельзя. Еще вина руководства республик, что не решили оперативно социальные проблемы, не прислушивались к требованиям людей.
- Что хотели бы вы сказать своим соотечественникам? Находите ли вы, как коммунист, отражение своих мыслей в проекте платформы КПСС "Национальная политика партии в современных условиях"?
- Что я могу сказать соотечественникам? Будь возможность к ним обратиться, я призвал бы их помириться, вернуться к прежний жизни, когда армяне и азербайджанцы были друзьями и братьями. Я призвал бы их к патриотизму и интернационализму. Призвал бы каждого быть достойным гражданином нашей общей Родины. Только в братстве и единении наша сила. На это мы обращаем особое внимание и призывников. Каждого уходящего служить в армию напутствуем словами о братстве и дружбе народов СССР. О необходимости крепить это братство. В проекте платформы КПСС по национальной политике я особо выделил слова, что гармонизация национальных отношений на новой основе - одна из высших целей национальной политики партии. Я тоже за гармонизацию, за уважение всех народов и народностей страны.
15 сентября 1989 г.
ПУСТЬ ВЕРНУТСЯ ПРАЗДНИКИ
БЕСЕДА ТРЕТЬЯ. С Ольгой Кузьминичной Шамановой, учительницей школы № 4.
- Ольга Кузьминична, из предыдущих номеров "Ленинца" вы знаете, что газета ведет разговор о возникшей напряженности в межнациональных отношениях в ряде регионов страны. Мы беседовали да эту тему с проживающими в Кирсанове представителями азербайджанского и армянского народов. Просим принять участие в разговоре и вас. Насколько известно, вы эстонка.
- Я эстонка лишь по линии матери. Отец у меня русский. Родилась же в Эстонии и до шести лет знала только эстонский язык. Возможно, мы бы и не выехали из Эстонии, если бы не Великая Отечественная война. Мой отец Кузьма Семенович работал в военном госпитале. И когда госпиталь решили эвакуировать, поехали в эвакуацию и семьи медработников. Мне было тогда шесть лет. Многого я теперь не помню, но никогда не забыть того долгого страшного пути на восток. Поезд несколько раз бомбили. Спасая раненых, их выносили из поезда, тащили к какому-нибудь укрытию, если оно было. Потом снова грузили, двигались дальше. Впереди санитарного поезда шел товарный, груженный оборудованием госпиталя. В один из очередных налетов его полностью разбомбило. Из санитарных вагонов опять выносили раненых. Женщины и дети бежали к каким-то деревьям. А над нами кружил немецкий самолет и из пулемета строчил по нас. Женщины падали, закрывали собой детей. И многие не вставали. У меня до сих пор перед глазами мертвая женщина, под которой кричал грудной ребенок. Его и остальных уцелевших взяли в санитарный поезд, опять тронулись в путь.
- Куда же лежал он?
- Сначала предполагалось отправить госпиталь куда-то за Урал. А когда разбомбили его оборудование, он перестал быть госпиталем. Потому было приказано сдать раненых в одну из больниц Пензенской области. И все равно мы ехали туда очень долго. Много стояли на станциях, где-то в тупиках. Приехали на место в село Репьевка уже зимой. По крайней мере, уже стояли холода, и лежал снег, а мы все были одеты в летнее. В довершение бед отец заболел тифом, и мы с мамой оказались в тем более трудном положении, что не умели говорить по-русски. Кто-то дал маме фуфайку, кто-то галоши.
Едой, правда, помочь не могли, потому что сами уже голодали. Но мама в шелковых чулках и резиновых галошах пошла менять какие-то вещи на картошку в Тамалу. Я сидела дома с больным отцом, который метался в жару. А вечером, будто почуяла внутренний толчок, вышла из дома, пошла по дороге, до которой ушла утром мама. И через некоторое время увидела впереди черную точку. Это мама обессиленная лежала на санках... Никогда не забуду я той стылой картошки. Не забуду постоянного чувства голода, которое преследовало нас всю войну и еще немало лет после нее.
- Ну, а окружающие вас люди? Они сочувствовали вам? Или все-таки чувствовалось, что они относятся к вам как-то иначе?
- Нет, этого мы не чувствовали. Маму по эстонски зовут Хильда, Хильда Яновна. Ее сразу стали звать Надей (позднее Надеждой Ивановной). Как я уже говорила, жители Репьевки сразу помогли кто чем мог. Мама тоже не оставалась в долгу. Кому-то вязала, кому-то вышивала. Летом вместе с другими женщинами пошла вязать рожь и по неопытности горожанки в первый день исколола руки так, что они у нее опухли. Ее новые подруги научили, как обезопасить руки, как делать другое, что она не умела. Всего я тогда по малолетству не понимала, но, что люди добры к нам, я понимала и знала.
- А как быстро вы научились говорить по-русски?
- Мама полностью так и не освоила этот язык. Я довольно быстро овладела им. Правда, в первом классе я говорила еще на ломаном языке, и помню, была благодарна ребятам, что никто не смеялся надо мной.
Учиться в школе я начала уже на Тамбовщине, в Ольховке Уметского района, откуда папа был родом. После войны уехали в Эстонию, а через год вернулись обратно. Снова жили в Уметском районе, потом в Кирсановском, в селе Рамза, где папа работал фельдшером. И опять были со всеми в самых добрых отношениях. Кстати, мой муж Михаил Иванович (тоже преподаватель средней школы №4) - уроженец Рамзы. Когда мы поженились, он был военным, и мы некоторое время жили в Германии. Там и родился у нас сын, и мы по этому поводу шутили, что наша семья не только межнациональная, а и интернациональная. Впрочем, себя я давно считаю истинно русский. И не только потому, что папа у меня русский. А и потому, что большую часть жизни прожила в России, на Тамбовщине. В Кирсанове закончила среднюю школу №1, в Тамбове - педагогический институт.
- Ольга Кузьминична, какие связи у вас сейчас с Эстонией?
- Очень тесные. Там постоянно жили и теперь живут мамины родственники. Двенадцать лет назад туда выехали мама, давно овдовевшая, и мой сын, получивший по окончании учебного заведения направление в Эстонию. Мы с мужем, разумеется, навещаем их. В последний раз я была в Таллинне в августе.
- Заметили ли вы перемену в отношениях между людьми эстонской и не эстонской национальностей? Чем другим выражаются те события, о которых мы знаем из средств массовой информации?
- Нет, явных перемен в отношениях между людьми я не заметила. Эстонцы, я считаю, - народ высокой культуры. Таким, на мой взгляд, он и остался. Я эстонский язык порядком забыла. Говорю лишь на русском, и нигде я не почувствовала к себе недоброжелательности. Правда, на одной из таллиннских площадей я видела небольшую группу молодежи с какими-то сомнительными плакатами. Они собирали подписи под такое же сомнительное обращение. Но я не вникала в суть. Мне было стыдно за них. Родственники же мои, в частности, мамина сестра, имеющуюся напряженность не отрицают и полностью ее осуждают.
- Что именно вызывает у них осуждение?
- Прежде всего, недвусмысленные намеки как бы на неправомерность входа Эстонии в состав СССР. Но прежде скажу о своих личных впечатлениях, касающихся тех событий. Конечно, в 1940 году я была мала, чтобы глубоко понимать происходящее. Но очень хорошо помню краснозвездные танки, которые шли по улице, где размещался детский дошкольный лагерь. Кругом пели, смеялись, на танки бросали цветы. Эстонцы выносили танкистам пиво в деревянных кружках в виде сапога. Все радовались приходу Советской Армии. Мама же и ее сестра рассказывают такое. Их эстонская семья была из числа бедных. Отец работал жестянщиком и до установления Советской власти не мог дать детям большого образования, так как обучение даже в школе было платным. Мама, чтобы учиться, работала прислугой в чужих семьях. За счет этого и закончила десятилетку. Ее сестра училась уже при Советской власти. Получила диплом Тартусского государственного университета. Потом долго работала там. Брат позднее закончил лесотехнический институт. Но налаживающейся жизни помешала война. Она стала суровым испытанием для всех. Вместе с тем она выявила у людей самое ценное - сплоченность и человечность.
- Как говорится, друзья познаются в беде...
- Да, именно так. Когда раненых санитарного поезда спасали во время бомбежек, никто не задавался вопросом, кто этот раненый, какой национальности. Не вели речи о национальности, когда вели борьбу с фашизмом. Знали: враг там, где фашизм. А по эту сторону - все свои: эстонцы, русские, армяне... И теперь моя тетя из Эстонии говорит: неужели для того, чтобы люди вновь стали братьями, нужно такое же страшное испытание, как война.
- Сама мысль эта кажется чудовищной:
- И все-таки честные эстонцы убеждены: воду мутят те, кто не знал войны и немецкого ига. Впрочем, я знала Эстонию и послевоенную. В Таллинне была хорошая традиция проводить летние и зимние фестивали. Во время них на площадь выходило все население столицы, и все веселились вместе, независимо от национальной принадлежности. Эстонцы приходили на праздники обязательно в национальных костюмах, но приглашали на танец любого. Зимой все вместе от мала до велика становились на лыжи. Так было и совсем недавно, когда в Эстонии уже жил мой сын.
- Как относятся к нему в коллективе, где он работает?
- В их коллективе сохранились нормальные отношения между людьми всех национальностей. Он, то есть коллектив, не участвовал и в забастовках, в организации которых честные эстонцы видят недобрые и непатриотические устремления экстремистов и людей, стоящих за ними. В газете "Вечерний Таллинн" я читала обращение эстонского правительства к гражданам Эстонии. В нем содержались призывы не бастовать. Назывались цифры потерь, какими оборачивается каждый день забастовки. Звучали призывы по эстонскому телевидению: "Образумьтесь. Ваши забастовки подрывают экономику. Этим вы тормозите перестройку". Мои близкие и я считаем, что это - голоса настоящих коммунистов.
- Вы говорили, Ольга Кузьминична, что, будучи в Таллинне вы не заметили перемен в отношениях между людьми. А настроение? Есть ли в нем та раскованность, какая была прежде?
- Нет, люди явно озабочены происходящим. Всем больно, все страдают. И все очень устали. И всем хочется, чтобы снова вернулись прекрасные разноязычные праздники Советской Эстонии, чтобы вернулась в жизнь радость.
20 сентября 1989 г.
НЕ РАЗОРВАТЬ ТЕСНЫХ УЗ
БЕСЕДА ЧЕТВЕРТАЯ. С Зеленцасом Витаутасом Юозовичем, механизатором колхоза "Память Кирова".
- Витаутас Юозович, одну из предыдущих бесед с представителем тоже нерусской национальности мы начали с уточнения, как удобнее называть собеседника - именем, которое записано в паспорте, или тем, каким зовут его окружающие. Позвольте с того же начать беседу с вами. Каким именем вы предпочитаете называть вас во время интервью?
- Называйте Виктором Ивановичем, так как я давно привык к этому имени. Передо мной вы беседовали с женщиной, тоже родившейся в Прибалтике. Она говорила, что мать у нее эстонка, отец русский. В моей семье наоборот. Мать русская, отец литовец. Литовцем по национальности значусь и я. Родился в городе Посолис Литовской ССР. Жил, правда, там мало. Двухлетнего мать привезла меня на свою родину, в Кирсанов. Здесь закончил шесть классов, потом переехали в Саратовскую область. После окончания восьмилетки выучился там в СПТУ на механизатора и там же, в Саратовской области, сделал первые трудовые шаги. Работал в саратовском совхозе несколько лет. А в 1978 году вернулся в Кирсановский район и с 1980 года работаю в колхозе "Память Кирова".
- Помнится, вы не раз упоминались в "Ленинце" в числе передовых механизаторов хозяйства.
- Да, я получал от колхоза почетные грамоты, премии. Здесь же награжден знаком ударника одиннадцатой пятилетки. Когда работал в саратовском совхозе, получил орден Трудового Красного Знамени.
- Рада за вас. Однако еще полгода назад взгляд на ваши награды был самый обычный, такой, каким и положено быть: заработал - награжден. И не приходило в голову спросить, не помешала ли оценке вашего труда ваша национальная принадлежность? Теперь же, когда появились попытки подвергнуть сомнению равноправие народов и народностей СССР, я решаюсь задать вопрос: не было ли умаления ваших трудовых заслуг?
- Нет. Ко мне и к оценке моей работы относились все и всегда как надо. То, что я литовец, никто не брал в расчет. Смотрели только на то, какой я механизатор. Может быть, еще на то, какой человек. Только на это, да еще на мое общественное лицо смотрели и при приеме меня в 1973 году в партию.
- А при распределении, скажем, техники? Знаю, как важно для механизатора получить хороший трактор, комбайн. Не было обиды в этой части?
- Нет. Даже если техника была не самая лучшая, то не потому, что кому-то не нравилась моя фамилия. Сейчас, кстати, у меня новый комбайн "Дон". Первый сезон веду на нем уборку кукурузы на зерно. Весной на тракторе ЮМЗ-6 сеял зерновые, в том числе кукурузу. А об отношении ко мне людей могу сказать одно: отношения самые добрые, очень уважительные.
- Извините, Виктор Иванович, за совсем уж личный вопрос. Если можно, расскажите коротко о семье.
- Жена русская. Зовут Верой Александровной, работает в школьном учебно-производственном комбинате. Из двоих сыновей - один первоклассник Уваровщинской средней школы. Второму - пять лет. Живу в колхозном доме. Дом очень хороший, плохо то, что в наших нескольких домах нет газа, хотя везде кругом он есть. Но жизнью в целом доволен.
Работа по мне. Заработки неплохие (за семь месяцев средний заработок вышел в 310 рублей). Уезжать никуда не собираюсь. Пусть ребятишки живут там, где родились.
- А с Литвой у вас сохранились какие-то связи?
- Да, поддерживаю родственные отношения с сестрой отца тетей Аней (по-литовски ее имя Онна). Первый раз ездил к ней еще до женитьбы. Потом она приезжала ко мне на свадьбу, а с нею приезжали мои не совсем родные сестра и брат (дети отца от второго брака). В прошлом году мы ездили в Литву уже втроем: я, моя жена и моя сестра Валентина, тоже жительница Кирсанова. Встретили нас хорошо, гостеприимно. Напряженности тогда в межнациональных отношениях в республике не было. Гостили мы две недели. Всем остались довольны.
- А что пишут вам родственники по поводу теперешнего положения в Литовской ССР? Что думаете сами вы, когда слушаете радио- и телесообщения о конфликтах между коренным и некоренным населением Литвы?
- Родственники не пишут об этом. А я, как и все здравомыслящие люди, могу сказать, что за годы Советской власти стало многонациональным не только наше государство.
Родственные нити переплелись так тесно между людьми разных национальностей , что теперь просто невозможно разорвать их. Вот я - наполовину литовец, наполовину русский.В Кирсанове у меня родная сестра, а в Литве сестра и брат по отцовской крови. Как разделить нас по национальному признаку? И зачем делить? Мы родные, близкие люди, все - "советские".
22 сентября 1989 г.
ВРАЖДА ПРОБЛЕМАМ НЕ ПОМОЩНИК
БЕСЕДА ПЯТАЯ. С Овматхон Гулямовной Нориновой, санитаркой медпункта авиатехучилища гражданской авиации, и Иномжоном Абдивохоповичем Абдилазовым, курсантом того же училища.
- Иномжон, позвольте называть вас тоже Ильей, как зовут вас товарищи по учебе. Ваша жена Овматхон попросила называть ее Олей, но затруднилась вести большую беседу на русском языке. Она попросила дождаться вашего короткого прихода домой, чтобы вместе продолжить разговор. Он - о появившейся недавно напряженности в отношениях между людьми разных национальностей в некоторых регионах страны. К сожалению, возникла такая напряженность и даже более чем серьезные конфликты и в Узбекистане, на вашей родине. Оля говорила, что вы из Андижана. Это достаточно далеко от Ферганы, где произошли трагические столкновения между узбеками и турками-месхетинцами. Но хотелось бы узнать вашу точку зрения на происшедшее и происходящее.
И.А.Абдилазов: Мое мнение? Я думаю, что конфликты - это дело тех, кому не нравятся перемены, какие начались в Узбекистане после Рашидова. Конфликты организовали не простые люди. Простым людям нечего делить. Они привыкли вместе работать, вместе жить. В нашем Баликчинском районе тоже есть кишлак, где живут турки.
Никакой вражды между нами нет. Ее делают те, у кого власть и кто боится ее потерять. Идут на подкуп нечестных людей. На провокации. В одном кишлаке организовали убийство детей-дошкольников. Их воспитательницу повесили. И даже сфотографировали. А потом фотокарточки показывали узбекам, говорили: "Вот что делают турки". Конечно, у людей появляется вражда, даже желание отомстить.
- Вы как давно были на родине? Изменились ли межнациональные отношения в вашем районе за последнее время?
И.А.Абдилазов: Мы были дома в июле, во время моих каникул. Враждебности большой между разными национальностями у нас нет, но и прежней дружественности тоже нет.
- Илья, расскажите коротко о семье, в которой выросли.
И.А.Абдилазов: Мои родители колхозники. Отец недавно умер. Мать пенсионерка.
О.Г.Норинова: Пенсия у нее всего 40 рублей 60 копеек. А воспитала девять детей.
И.А.Абдилазов: Да, у родителей нас девятеро. А работа в колхозе у нас в основном одна - на хлопковом поле. Очень трудная. Ваша сахарная свекла по сравнению с хлопком - игрушка. Я говорю про то, как растить. Землю под сев хлопка обрабатывают, правда, сейчас техникой. А уход за посевами ручной. Участвуют в нем и дети. Рыхлят землю тяжелым кетменем. Вручную разреживают посевы, оставляя расстояние между растениями десять сантиметров.
О.Г.Норинова: Я была на прополке сахарной свеклы вместе со всеми из училищного медпункта. Совсем легко. Тяпка легкая. Работать мало часов. А на хлопке от восхода до захода солнца. И все на жаре.
И.А.Абдилазов: Я удивляюсь. Почему на Севере есть доплата к заработной плате за климат. А у нас, в Узбекистане, нет. От холода можно спастись одеждой, работой, а от жары 40-50 градусов чем спасешься?
О.Г.Норинова: Ой, как болит спина, когда собираешь хлопок...
- Оля, вы говорили, что работали в колхозе дояркой.
О.Г.Норинова: Это - когда кончила школу. А когда училась, то, как все школьники, работала на хлопке с шестого класса. Мы учились мало. Только с половины декабря до половины апреля. Сентябрь, октябрь, ноябрь с утра до ночи собирали хлопок. Летом обрабатывали посевы. Нам не было времени гулять.
- Сколько же классов вы кончили?
О.Г.Норинова: Десять. Стала дояркой. Там тоже тяжело. Все руками, и доить руками. Пятнадцать коров.
И.А.Абдилазов: У нее было даже 25 коров. Я тоже работал на ферме, в кормовом цехе. Помогал ей. А доярки после утренней дойки ходили еще обрабатывать кормовую свеклу. Потом немножко отдыхали и опять на ферму.
- Какой же заработок был у доярок?
О.Г.Норинова: Самое много - 100 рублей. Самое малое - 40. А среднее - 70 рублей в месяц.
И.А.Абдилазов: Так же на хлопке. Потому сейчас люди в Узбекистане ставят вопрос об увеличении цены на хлопок.
- А условия и оплата труда для людей разных национальностей одинаковые или разные?
И.А.Абдилазов: Одинаковые. Тут разницы нет. Условия жизни тоже одинаковые. В ряде районов большой вред всем наносит газовое производство, от которого погибли вокруг все растения. Люди требуют закрыть это вредное производство.
- Использование детского труда. Низкая зарплата. Нелегкие условия работы и жизни. Проблемы злободневные и важные. Но помогут ли их решить межнациональные конфликты?
И.А.Абдилазов: Нет. Нет. От того, что кто-то убьет человека другой национальности, убившему лучше не будет.
- Вы, Илья, курсант авиатехучилища, коллектив которого по праву называют многонациональным. Как живется вам здесь?
И.А.Абдилазов: В моей учебной группе есть русские, украинцы, белорусы, молдаване, чуваши, каракалпаки, армяне, азербайджанцы, таджик. Живем дружно. Без всяких обид на межнациональной основе. Сейчас я на третьем курсе. Когда был на первом, испытывал трудности из-за слабого знания русского языка, так как в школе учился на узбекском языке. Все, кто мог, помогали мне. А до училища служил я в армии, в Москве. Тоже жили ребята вместе разных национальностей и тоже хорошо.
- Оля, а как живется среди русских вам?
О.Г.Норинова: Хорошо. Я приехала через полгода, как муж поступил в училище. Хотела быть с ним рядом. Стала работать санитаркой. Нам дали комнату. Когда родился сын, мне сделали на работе подарок. Теперь Руслану девять месяцев. Все относятся к нам хорошо.
- Илья, извините, за такой вопрос. Почему у вас с женой разные фамилии?
А.И.Абдилазов: Когда в 1987 году мы расписывались, Овматхон готовилась к приему в партию. Кандидатская карточка была на ее фамилию, и она боялась, что если сменит ее, то выйдут осложнения с оформлением партийного билета.
- Оля, судя по этому вам очень хотелось быть в партии. Почему?
О.Г.Норинова: Я не могу объяснить это по-русски. Я старалась работать хорошо, чтобы быть достойной.
- У ваших родителей тоже была большая семья? И они тоже колхозники?
О.Г.Норинова: Да. И детей у них тоже девять.
- Вы и Илья говорили о трудностях, какие есть на вашей родине. Но что-то меняется там к лучшему?
О.Г.Норинова: Да. В нашем кишлаке недавно построили клуб, поликлиника была там и раньше. Идет другая стройка. В последнее время детей не привлекают на хлопок.
- Значит, решаются все-таки проблемы?
О.Г.Норинова: Да. Но жизнь там еще трудная. У вас людям живется легко. У вас молодежь много гуляет. У нас много работает.
- Илья, что хотели бы вы сказать в заключение?
И.А.Абдилазов: Чтобы между всеми народностями была дружба. Вражда, как я уже говорил, никакие проблемы решить не поможет.
23 сентября 1989 г.