Иван - да - Марья
Они встретились не слишком рано. Когда пришла пора выбирать невесту, Иван Тимофеевич был там, где, по словам старой солдатской песни, "пушки грохотали". Он и был заряжающим орудия морской артиллерии. А перед началом Великой Отечественной успел лишь закончить девять классов да поработать немного в токаревском колхозе. Оттуда и пошел, восемнадцатилетний, на войну.
Сначала его зачислили в группу, которую обучали воздушно-десантному делу. А когда подготовка, казалось, подошла к концу, группу построили для какого-то смотра. Вдоль напряженных рядов, всматриваясь в фигуры и лица, пошел в сопровождении командира приезжий полковник. Время от времени он останавливался, показывал на бойца и коротко спрашивал:
- Фамилия? - И говорил командиру: - Запишите.
Вот так спросил он фамилию и Ивана Тимофеевича, тогда просто Ивана.
- Мамонтов. - Ответил тот и тоже попал в непонятный список.
Скоро, однако, все прояснилось. Полковник отбирал наиболее рослых и сильных в морскую артиллерию. И через малое время Иван Мамонтов учился новому военному делу. А еще через недолгий срок стал вторым номером артиллерийского орудия на катере - "охотнике" Северного морского флота. Они конвоировали свои и иностранные суда с грузами в незамерзающий порт Мурманск. Охотились, в основном, за вражескими подводными лодками. Из-за низкой посадки катера те не были опасны для них. Зато вражеская авиация, бывшая поначалу главенствующей в воздухе, потопила не один морской "охотник".
Море - не суша, тем более Баренцево, в студеных водах которого даже прекрасный пловец не может продержаться сколько-нибудь долго. Поэтому в каждый конвойный рейс шли как в последний. Нет, они делали все, чтобы тот не был таким. Оборонялись и обороняли конвоируемые суда. Топили немецкие подлодки, расстреливали немецкие самолеты. Но все это почти каждый раз с таким смертельным риском для жизни, что, кажется, уж никто не строил планов на мирное будущее, в котором есть такие понятия, как семья, дети.
Иван Тимофеевич тоже не думал об этом. Даже списанный с катера по ранению и контузии, он все еще не верил, что останется жив. Потому что и на берегу шла война. А она не спрашивает о задумках на завтра. Единственное, что предпринял Мамонтов в личном плане, так это вступил кандидатом в члены партии.
Впрочем, стать коммунистом на фронте было делом далеко не личным. А если и личным, то только в том смысле, что давало душе особый подъем, а сознанию - добавочную долю патриотизма.
Того же, сугубо личного, что принято считать таким, у Ивана Тимофеевича тогда не было. От этого ему, может быть, было и легче. В своей несостоявшейся юности ни к одной из девушек не успел он потянуться сердцем. Даже в мыслях назвать какую-то любимой. И думы о родном доме не отягчались у него сердечной тоской. И уж, конечно, никак не мог предположить заряжающий Иван Мамонтов, что судьба меж тем уж предназначила ему его Марью.
Она тоже не ведала о том. В войну - чутановская школьница, потом - учащаяся зооветеринарного техникума, она не знала, что в северных водах каждую минуту может оборваться жизнь ее Ивана. Она лишь знала, что гибнут на войне парни, которым не суждено стать ни женихами, ни мужьями. Что не став их невестами и даже не увидав их ни разу, делаются вдовами девчата ее лет.
Бойкие все-таки заводили семьи. А тихая и до робости застенчивая Мария Смородина и не делала попыток к тому. Потеряв надежду устроиться в родном районе по специальности, она пришла на кирсановский элеватор. От волнения и смущения забыла название должности, на какую, по словам дяди, ее могли бы взять на работу. Спросила первое, что показалось подходящим:
- Вам нужны дрессировщики?
Человек, которого она спросила об этом, сначала рассмеялся, потом ответил:
- Дрессировщики не нужны, так как зверей не держим. А таксировщики требуются. Можно написать заявление.
Так Мария Смородина стала работницей бухгалтерии элеватора. Счастливая этим - ведь работа на производстве означала хлебные и продовольственные карточки - она кидалась по первому слову, куда посылали. Участвовала в приемке зерна. Училась таксировать его по качеству для определения зачетного веса и оплаты колхозам. Оформляла нужные документы. И удивляла всех немногословностью и ровностью характера, не способного, кажется, ни на какую нервозную вспышку.
На элеваторе она начала работать в 1947 году. В том самом, когда Иван Мамонтов вернулся, наконец, с войны домой, в свой родной токаревский район. Пришел с боевыми наградами, возмужавший. О женитьбе, однако, опять не задумался. Учитывая последствия фронтовой контузии, из-за которой физический труд был не под силу, поехал учиться в специальную школу военизированной охраны от министерства заготовок. И сам того не подозревая, сделал первый шаг к будущей встрече со своей Марией Тихоновной.
Школа готовила специалистов по охране элеваторов. Но на кирсановский Иван Тимофеевич попал спустя целых десять лет. Сначала работал на токаревском. Был начальником отряда военизированной охраны, где и попал, как коммунист, в поле зрения районных партийных руководителей. Его пригласили в аппарат райкома, и он четыре года нес хлопотливое бремя инструкторских забот. В постоянных поездках по району, от того, что не вовремя и кое-как питался, попортил желудок. И врачи указали на необходимость менять работу. Вот тогда-то, уж в 1958-м, приехал Мамонтов в Кирсанов. Стал начальником военизированной охраны на здешнем элеваторе. Мария Тихоновна к этому времени была уж бухгалтером. Многое изучила в этом непростом деле практическим путем. Немало взяла с очных полугодовых бухгалтерских курсов. Могла в итоге и начислять зарплату, и вести учет основных фондов, и заниматься вопросами финансирования. В коллективе чувствовала себя уже уверенно. Участвовала в постановке спектаклей. Но характером изменилась мало. Была все также скромна, тиха и немногословна. И про прибывшего нового начальника охраны сначала не подумала, что он - ее судьба. Как и многие, само собой подразумевала, что мужчина в тридцать четыре года непременно женат.
А Иван Тимофеевич все еще был холост. И даже не стремился к победе женских сердец. В юности было не до того. С приходом зрелости появился стержень, который удерживал от легкомысленных шагов. А скорее всего, так и не встретил до той поры Мамонтов ту, которую захотел бы назвать женой.
Познакомившись с Марией Тихоновной, раздумывать не стал. Уж через неделю-другую сказал:
- Хочешь, выходи за меня замуж.
А та вроде бы не возражала. Да все опасалась, что объявится у Ивана Тимофеевича семья, пусть даже не помеченная в паспорте. Лишь приехавшая сестра Мамонтова убедила Марию, что чист Иван. Нет за ним никаких грехов. Не такой он человек.
Так и соединились Иван да Марья. Не в самую первую молодость, да навечно. Начали семейную жизнь с покупки чайника, ведра да ложек, которые принесли в маленькую комнату, выделенную Ивану Тимофеевичу от элеватора. И ни разу с той поры не пожалел он о своей женитьбе, и ни разу она не пожалела о своем замужестве.
Мария Тихоновна оказалась не только хорошей хозяйкой, умелой и рачительной. Она вносила в дом особое состояние душевного тепла и покоя, которое всегда считалось, да и теперь считается, основой семейного счастья. Иван Тимофеевич характером тоже уравновешен. Дурного или просто обидного слова никогда жене не сказал. Но все-таки, бывает, вспыхнет. А то с работы придет огорченный. Вроде и вида старается не подать. А Мария Тихоновна:
- Что-то ты не такой, Ваня? Случилось что?
Спросит, как всегда, тихо, ласково. Настаивать на скором ответе не станет. Но поведет себя так, что не удержится Иван Тимофеевич, выложит все свои неприятности. Мария Тихоновна, выслушав с участием, спокойно все рассудит или скажет с присущей мягкостью:
- И ты чего расстроился? Такое в жизни еще не раз случится и опять выправится. А ты берешь к сердцу…
Постороннему послушать - ничего особого не молвила. А у Ивана Тимофеевича уже другой настрой. Одним тем, что выговорился, душу облегчил. Да и слова жены справедливы и к месту: поправится житейская передряга. Все, как говорится, образуется.
Так и бывало - и когда работал Мамонтов на мелькомбинате (в последнее время - заместителем директора), и когда перешел в авиатехучилище гражданской авиации, откуда через девятнадцать лет и ушел на пенсию. Сначала возглавлял там опять-таки охранную службу, потом хозяйственный отдел, потом снова подразделение ВОХР. И везде был человеком уважаемым и авторитетным, не раз удостоенным поощрений.
Бухгалтеров на предприятии поощрять грамотами и просто благодарностями как-то не принято. Но уважение и авторитет у Марии Тихоновны были и остаются на комбинате хлебопродуктов тоже неизменными. С 1970 года она здесь главный бухгалтер - руководитель службы, важность которой трудно переоценить. Может быть, есть смысл рассказать о той службе подробнее. Только в данном рассказе важнее атмосфера доброжелательности и какой-то особой человечности, которая царит в коллективе. Ее "дирижер", по общему признанию, Мария Тихоновна, не способная ни сама повысить голос и не позволяющая этого делать другим. Даже если случится в работе оплошность - как обойтись без нее? - и тогда у главного бухгалтера задача, кажется, одна: успокоить, ободрить человека, помочь ему скорее поправить ошибку.
Уже говорилось, за годы работы в бухгалтерии (а их теперь сорок три) Мария Тихоновна изучила на практике все бухгалтерские операции. Но, став руководителем, она поступила на заочную учебу в Чебоксарский планово-экономический техникум, на бухгалтерское отделение. Пришлось это на пору, когда у Мамонтовых росли сын и дочка, а еще жила в их семье престарелая и незрячая мать Марии Тихоновны. Иван Тимофеевич, когда уезжала Мария Тихоновна на экзаменационные сессии, просил об одном, чтоб не волновалась за дом и домашних.
И делом подтверждал свои слова. Как Мария Тихоновна в женских делах, он умел и умеет все делать по мужской части - и плотничать, и слесарить, и красить, и штукатурить, и провести электропроводку, и сделать все иное, о чем в других домах просят мастера. А в отсутствии Марии Тихоновны разделял с дочкой и кухонные обязанности, а к детям имел лишь одно строгое требование - чтобы уважали и обихаживали беспомощную бабушку.
Строгости эти были, впрочем, чисто условными. Потому что применять их к Саше и Марине не было необходимости. Не видя грубостей и бестактности от родителей, они и сами не были склонны к ним. Росли добрыми, участливыми. Умели сострадать. Наверное, поэтому Марина и избрала себе профессию врача. Окончила медицинский институт. Работает в Тамбове невропатологом. Недавно обзавелась своей семьей. Еще раньше стал семейным человеком сын Александр, закончивший авиатехучилище гражданской авиации. Как и Иван Тимофеевич, он не пьет и не курит. Работает в Тюменской области, и пятилетний сын его Артемка уже коренной сибиряк.
Родной дом дети Мамонтовых не забывают. Приезжают при всякой возможности. Черпают, как в детстве, силы в родительском тепле и ласке. И все-таки, как ни крути, остались Иван Тимофеевич и Мария Тихоновна вдвоем. От этого, по признанию обоих, стали еще нужнее и дороже друг другу. И прежде не было меж ними разногласий, а теперь и вовсе оба - будто один человек. Как трехцветная фиалка Иван-да-Марья по высокому смыслу природы соединившая в себе два цветка – фиолетовый и желтый. Попробуй, раздели их и не станет милой символичной фиалки.
С Марией Тихоновной семь лет назад случилось несчастье. В автомобильной аварии повредила позвоночник, на несколько месяцев оказалась прикованной к больничной койке. Больные, какие лежали с Марией Тихоновной в палате, сверяли с Иваном Тимофеевичем часы. Он приходил ежедневно, в одно и то же послерабочее время. Управившись с домашней живностью, брал заранее приготовленное для жены и шел в больницу. Он делал там для нее все, в чем бывает нужда лежачих. Сделав, не спешил уходить. Проводил у постели час и другой, ободряя ее и себя. И был по-настоящему счастлив, когда Марию Тихоновну отпустили домой. Он и тут опекал ее, будто ребенка. Опекает и поныне, не позволяя делать того, что ей может повредить. Недавно он сам был вынужден лечь в областную больницу. Радуясь каждому посещению жены, просил, однако, об одном - чтоб не приезжала, не навредила себе. А она, конечно, ездила, потому что не могла не делать этого.
Иной раз кто-то из знакомых или незнакомых спрашивает Марию Тихоновну или Ивана Тимофеевича о их семейной жизни. И слышат в ответ почти одинаковое:
- А с нею (или с ним) разве можно жить плохо?
И так светлеют глазами, что становятся ненужными все другие вопросы.
Январь, 1991 г.
© Е.С. Уривская. Голову в почтении склоняя... Кирсанов, 2001 г.