Герб города Кирсанова

Щербинин Ф.В.

Он был самым младшим и долгожданным в большой семье голынщинских колхозников Устиньи Дмитриевны и Василия Петровича Щербининых. Одна за другой у них рождались дочери. И когда их было семь, появился, наконец, сын - сынок, сыночек, имя которому выбрали ласковое и веселое: Федя, Федюшка. Им как будто угадали характер мальчика, тоже ласковый и веселый. И вот что удивительно. Не испортился он, этот характер от чрезмерной любви, какой окружали Феденьку родители, все семь сестер. Платил он всем такой же любовью, а стал подрастать - еще и уважительностью.

Когда началась война, Феде шел пятнадцатый год. Четыре его старших сестры были уже замужем. Он любил ходить к ним в гости. Особенно часто бывал у сестры Натальи, которую выделял как крестную мать и еще потому, что двое ее сыновей были товарищами по играм. Любил нянчить младшую ее дочку Таю. Развлекая ее, проявлял немалую находчивость и выдумку.

К колхозному делу Федор приобщился рано. Время тогда было такое, что редко кто из деревенских ребятишек рвался из родного села. Едва начинали ходить, шли с матерью в коровник или телятник, с отцом - в поле или тракторную мастерскую. И уж к годам десяти спали и видели во сне, чтобы самим делать отцовское или материнское дело.

У Феди Щербинина любить родное село и вовсе были причины. Отец его, Василий Петрович, работал колхозным конюхом. И куда только ни брал с собой за день сына. И везде нравилось тому. А подрос, стал выполнять поначалу нехитрые поручения взрослых, потом и посложнее. Ни от чего не отказывался. Делал все с охотой, с веселой сноровкой. А когда пришло военное лихолетье, как и другие подростки, стал уже за заправского колхозника.

На войну его призвали в 1943 году. Тогда же ушел воевать муж сестры Натальи Васильевны, получивший вскоре ранения в обе руки. Федор, сам находясь в смертельной опасности, писал на это грустное сообщение: "Крестна, не горюй сильно, приду, все будет хорошо".

Наталья Васильевна Сурина, проживающая сейчас в Кирсанове, и поныне помнит эти слова любимого брата, своего крестника. Помнит и слова матери, Устиньи Дмитриевны, в пору, когда от Федора перестали приходить письма. Сначала она боялась предположить дурное. Подавляя тоску, говорила тревожно-выжидательно:
- Что-то от Федюшки вестей нет…
Потом уж не скрывала слез. Но все-таки надеялась:
- Может, в плену. Может, откуда объявится.
Федор Васильевич Щербинин, 1926 года рождения, не объявился. Он погиб в боях за Родину.

В память о нем землякам осталось лишь имя, начертанное на одной из гранитных плит у Вечного огня в нашем городе. У Натальи Васильевны сохранилась еще фотография брата. Она пожелтела от времени, но удерживает черты юного лица: удлиненный овал, на котором кажутся великоватыми чуть оттопыренные уши. Над плотно сжатыми губами прямой небольшой нос, а над пристально глядящими глазами - брови "скобочкой". Во всем облике бесхитростность, но не без целеустремленности, свойственной простым сельским паренькам, которым жизнь видится в неотрывности от отчего края.

Война сделала противоестественное насилие. Оторвала Щербинина от привычного деревенского уклада, от родителей, не чающих в нем души. Бросила семнадцатилетнего в пекло, в котором сгорали, как мотыльки, и бывалые люди. И что для Натальи Васильевны самое тягостное - не знает она следов, по каким можно восстановить военный путь брата. Похоронка и та исчезла вместе со смертью матери. И только у Вечного огня, куда всегда заходит, идя в церковь, испытывает она вместе с болью облегчение и от слез, и от мысли, что с сооружением памятного мемориала есть теперь место, где можно пролить эти слезы. И даже брат кажется ей вернувшимся из небытия.
Август, 1990 г.

© Е.С. Уривская. Голову в почтении склоняя... Кирсанов, 2001 г.

Наверх