Герб города Кирсанова

Хроники рыжего города

Александр Рохлин. Хроники рыжего города

Теплым, но пасмурным апрельским утром, на перроне железнодорожной станции уездного города К. разворачивались драматические события. Два сотрудника военизированной охраны РЖД пытались спасти жизнь майскому жуку.

Черный, блестящий как туфли покойника жук лежал на спине, болтал лапками и всем своим видом взывал о помощи.

- Подохнет, - говорил первый - долговязый охранник.

- Ты же, знаешь, - отзывался второй, на две головы его ниже, - я за Марусю, кому угодно шею сверну. Она - баба с закидонами, но все же сестра...

- Понимаю. - тихо отвечал первый, носком ботинка пытаясь поддеть насекомое.

- Я вам желаю, - продолжал второй, чтобы вы еще шестьдесят лет вместе прожили.

Долговязый удрученно вздохнул.

- Но я и тебе шею сверну, если еще раз такая катавасия между вами случится. - закончил коротышка

- Понимаю, - согласился долговязый.

Оба замолчали, наблюдая за тем, как жук безпомощно месит лапками воздух. Перевернуться ему не удавалось.

Я подошел ближе к группе спасателей и поинтересовался насчет печати на командировочное удостоверение. Вокзал был закрыт, внутри шел капитальный ремонт.

- К начальнику, - не отрываясь от наблюдений ответствовали стражники.

В этот момент, отворилась дверь билетной кассы. И на пороге вырос Степан Эдуардович Н. - начальник вокзала. В облике этого человека угадывался сильный характер, снедаемый глубокой внутренней печалью. Словно начальник вокзала знал всю правду о несовершенстве человечества и страдал от непосильной ноши этого знания.

Моя просьба о печати заставила его вздрогнуть и насторожиться. Степан Эдуардович был болезненно недоверчив. Меня препроводили в кабинет на втором этаже. В полурастворенное окно открывался вид на пустую привокзальную площадь и улицу Советскую, бывшую Большую Романовскую. Она стрелой убегала к приветливо мигавшему светофору. На столе начальника лежали две толстые тетради с надписью - "журнал проведения инструктажа по антитеррористической деятельности ".

Степан Эдуардович с изматывающей дотошностью проверил все имеющиеся у меня документы. Вплоть до социальной карты москвича и случайно завалявшейся карточки из игры в "лего-ниндзяги".

В глазах читался мучительный вопрос. Зачем?! С какой целью субьект заявился в К? И кто я, на самом деле?

Я безуспешно демонстрировал печати, которые мне с легкостью удавалось поставить на вокзалах Пензы, Ртишево и Тамбова.

- Скользкий ты какой -то... - ответствовал Степан Эдуардович и смотрел на меня из подлобья. Он даже не поленился позвонить в Тамбов, для справки. Затем, пошарив в ящиках стола, признался, что печати у него нет. И перевел стрелки. Отправил за печатью в службу движения.

Даже, когда я покидал здание, в растворенном окне на втором этаже маячила фигура начальника. Он не терял бдительности и смотрел мне вслед, пока я не скрылся из виду.

Безусловно, это была журналистская удача. О таком приеме можно было только мечтать! Этот уездный город с самого начала демонстрировал свой знаменитый строптивый характер. Благодаря ему, он прославился в истории страны, заполнив собой одну из самых жестоких станиц. А я чуть было не повторил историю девяностопятилетней давности, когда на этом же вокзале был задержен, а затем и выдворен восвояси человек, который чуть позже станет символом последнего крестьянского восстания в России! Во, как!

С этими тщеславными мыслями я шел по бывшей Большой Романовской улице к центру и каждому переулку кланялся:

- Здравствуйте вам, город Кирсанов...

***

О, если бы нам, хотя бы однажды, удержаться от соблазна изменить свою жизнь! Не искать правды с такой ненавистью друг к другу. Не строить будущего на костях соплеменников. Не вдохновляться поэзией мятежа. Не страдать провалами в памяти. Не переписывать заново приходских книг, в каждом новом варианте теряя людей, города и славу. Ведь, в итоге, жизни у целой страны остается лишь на четверть вздоха, как у безнадежного астматика.

В воздухе Кирсанова разлито неимоверное количество ионов счастья. Здесь все пропитано его ожиданием. Здесь на каждом перекрестке возникает непреодолимое желание подняться в небо и полететь над землей, дворами, улицами, рекой Пурсовкой и заливными лугами озера Прорва.

Но обещание - пустой звук, а полет - пустая фантазия. Кирсанов - упоительная иллюстрация нашей страсти к самоуничтожению.

Горестно читать, что в заклятой Неметчине, в городе Арнштадте, уже триста лет хранится постановление городского суда по делу о хулиганстве Иоганна Себастьяна Баха, который разгуливая по городу с девицей Барбарой, при шпаге и курительной трубке ввязался в драку с нетрезвым студентом. К смирению и прощению призывал магистрат зарвавшегося органиста!

А у нас? И ста лет не прошло с тех пор, как хлебная столица Черноземья, Кирсанов обьявил себя независимой Республикой, а о личности ее предводителя уже почти ничего неизвестно.

Мемориальные доски на стенах купеческих особняков, до сих пор утверждают, что настоящая история Кирсанова началась только в марте 1919 года, с первым уездным сьездом РСДРП. Отсюда и герои...

На этом балконе живет призрак Михаила Ивановича Калинина...

Под этим камнем ждут отмщения и прощения убитые за Советскую власть...

У памятника Вождю голова в трещинах, зато левая рука исподтишка показывает городу кулак.

А Краеведческий музей, в здании дореволюционного кинотеатра "Модерн " похож на величественный склеп. Пантеон населяют бледные тени родственников поэта Баратынского и выцветшие фотографии героев подавления антоновского мятежа.

Все остальное перечеркнуто, стерто, выжжено, забыто...

***

Мой "постоялый двор" был похож на скворечник. Когда то давно, он влез в палисад городской больницы - старинного и благородного здания из красного кирпича с резными наличниками и коваными балконами. И теперь кичливо выползал фасадом на проезжую часть. На первом этаже скворечника располагались продуктовая лавка, на втором крохотная гостиница. Постояльцы поднимались в нее по внешней железной лестнице.

Я занимал последний, третий номер - с малиновыми обоями и навесным потолком в виде льдины. Это был номер для романтических свиданий.

Управляющая гостиницей - дама постбальзаковского возраста, ходила в прозрачных кофточках, и день напролет смотрела телевизор в соседнем номере, лузгала семечки и болтала с молодым человеком, которого именовала "помощником ".

В этом классическом интерьере, под аккомпонемент ливня, или перебранки студентов аграрного техникума с улицы, или звуки падающих костяшек домино в больничном саду, я открывал для себя совсем другой Кирсанов. Это был Кирсанов виртуальный - скрупулезно и тщательно собранная местными краеведами коллекция исторических картин из жизни города. Мало о каком Кирсанове в России рассказано с такой глубиной и подробностями...

Оставим в стороне совсем уж темное и языческое средневековье этого угла Тамбовщины. Уже не в силах мы ощутить в себе и малейшего дыхания того времени. Что толку от известия о походе Святослава на волжских булгар в 964 -м году? Мимо шел князь, но по пути, в здешних лесах, разорил враждебных Руси каких -то буртасов. Кто такие буртасы? Неважно. Были как не были. Жили да сгинули. Потом пришли половцы и тоже сгинули. Первый ощутимый отзвук в сердце слышится с приближением монголо -татарской конницы и последуюшей жизни в одноименном иге.

Весь край тогда носил название Червленного Яра и долгое время служил границей между Русью и Ордой. А это уже что-то. Люди пограничья - особые люди. Граница просуществовала около пятисот лет и реальность угрозы воспитывала характер. Здесь жили как на пороховой бочке, которая, время от времени взрывалась. Постоянное заселение началось только с возникновением приграничных крепостей Козлова и Тамбова. Белгородская сторожевая черта - засеки из поваленных деревьев на пути татарских дорог на Русь, колоды с шипами в бродах и переправах, земляные валы с частоколами, рвами и башнями и крепости-городки - укрываться от неприятеля. С весны до поздней осени несли службу сторожевые разьезды - обычно из шести человек. Двое на дереве сидят, в степь смотрят, а остальные, разбившись по парам, верхом по степи разьезжают. Если кто заметит пыль столбом, из под ног скачущих всадников - немедленно разводили на вышках костры. И народ в селах понимал - беда. И бегом в лес или за стены крепостей. Хорониться по лесам кирсановцы научились превосходно. В петровские времена набеги прекратились, другая напасть на смену пришла. Царь был крут, Россию на дыбы поднимал, строил флот, новую столицу, нужны были ему и строевой лес и людишки. А людишки то не хотели с царем новую Россию строить, и чуть что, принимались за старое - в лес. Особенную ненависть вызывали рекрутские сборы. Известно, что тамбовских рекрутов даже в кандалах держали перед отправкой, чтобы не убегли. И часто односельчане с вилами и рогатинами нападали на вербовщиков, отбивали своих, и ... скопом в лес.

Однако, именно с этим временем связывают появление городка Кирсанова. Раньше местность называли Пурсованьем. Якобы, возникла необходимость в железоделательном заводе. Якобы - потому, что легенда. Завода не было. Легендизирование и мифология, заметим вскользь, тоже часть кирсановского характера. С заводом или без, появляется переселенец по имени Хрисанф Зубахин. И от имени этого человека и родилось название - Кирсанов.

После Петра местность захирела, развивать ее никто не стал и очень скоро край превратился в разбойничий угол. Этакий наш вариант пиратской республики, а чем тамбовские чащи хуже карибских морей? Конечно и пугачевщина мимо не прошла близкого по духу района. Город был захвачен и все лето 1774 года, по описаниям краеведов, творились в округе "дикие оргии народного самосуда ". Подробности излишни...

Так и выходит, какой кирсановский век не возьми одна история - беда, горе, вилы, топоры, разбой, кандалы и лес, лес, лес...

"В наши лесные дебри и дикие поля шли люди вольные, "гулящие ", - писал еще в девятнадцатом веке краевед Дубасов, - которым на родных пепелищах было нудно от силушки как от тяжелого бремени, и шли они в наши места избывая неволи и ища раздолья..."

***

И правда, неволи - с избытком, раздолья - без границ. Оно всякому открыто и доступно в этом городе. Во времени неизменно, в рекруты не забрито, ни чьей злой воле не подвластно. Кирсанов так построен, что на любом перекрестке, в какую сторону не посмотри - увидишь границу города, а за ней лес, поля или заливные луга. Отсюда возникает странное ощущение близости счастья - как будто здесь все твое. Остается лишь взлететь и увидеть... море.

Оно видно с Первомайской, бывшей Космодамианской улицы, самой высокой точки города. Я спрашиваю двух женщин, идущих мне навстречу с базара :

- Хозяйки, а какая у вас там река? - киваю в сторону большой воды. По середине "моря " ниткой блестит линия железной дороги. И по ней игрушечной гусеницей ползут разноцветные цистерны.

- Нет у нас реки. - уверенно говорят женщины

- Как нет, - изумляюсь я. - А там что?

- Так это талая вода.

- То есть?!

- Да, под Пензой дамбу прорвало и к нам натекло. - заявляет одна из кирсановок.

Какая Пенза? Какая дамба? Кирсановский характер - ничего своего чужим не открывать, и не отдавать. На самом деле, это озеро Прорва заливает весной луга к югу от города. А из этой воды накрывает город хоральные инвенции десяти тысяч лягушек.

Девятнадцатый век был коротким, слишком коротким веком для Кирсанова. Не успел он привыкнуть к миру и довольству на своей земле. Не вошла в его плоть и кровь уверенность, что так будет всегда. Город рос на дрожжах. В буквальном смысле, как хлеб. Пшеница стала золотой жилой кирсановских купцов. До открытия железной дороги между Тамбовом и Саратовым в 1871 -м году, из Кирсанова вывозилось 600 тысяч пудов первосортной пшеницы в год. После открытия ветки - более четырех миллионов пудов. В городе открывались представительства иностранных компаний, отделения самых крупных российских и зарубежных банков. На улицах росли ряды каменных домов, лабазов, складов, мастерских. До Первой Мировой провели электричество, открыли телеграф и кинотеатр. Оборот двух ежегодных ярмарок составлял 53 тысячи рублей, в обычные же базарные дни вторник и пятницу сани и телеги стояли в ряд, оглоблями вверх настолько было тесно...

И вдруг - на, тебе, бабушка, Юрьев день! Семнадцатый год. Если все было так хорошо, почему так быстро все стало плохо? Нет ответа. Только Кирсанов мгновенно вспомнил свое главное умение - как прижмет, хоронится в лесу и садить на вилы гостей - неважно чужих или своих. И если вдуматься, то не было у нас гражданской войны, пока большевики воевали против Колчака-Деникина-Врангеля. Эти вылеплены из другого теста: сословие, культура, вера, быт и мировосприятие - все другое. А народ то был весь тут, на земле и хлебе, из той же плоти и крови, что и враг его - пролетарий. Такой же дремучий, упертый, и нежелавший расставаться с нажитым. Выбей у него землю из под ног, и страна - твоя. Наша настоящая гражданская война шла не "по долинам и по взгорьям", а в тамбовских лесах. Между двумя столицами, обезумевшей Москвой и отчаявшимся Кирсановым. И длилась с участием конницы, авиации, бронепоездов, карателей и применением химических средств поражения всего один год - с авуста 20 го по август 21-го.

За подавление антоновского восстания в Красной армии выдали орденов боевого Красного Знамени больше, чем за все "каховки " , "перекопы " и "волочаевски " против баронов, князей и адмиралов вместе взятых.

Но прежде чем, подняться против Москвы, город Кирсанов совершил поступок, не имеющий аналогов в истории отечества. В марте семнадцатого года, в перерыве между двумя революциями, он пошел "ва-банк" и обьявил себя суверенной Республикой.

***

В бывшем здании телеграфа, а ныне питейном заведении с бильярдом на Советской улице передо мной сидит человек, похожий на генерала Де Голля. Высокий старик с жестким лицом.

В реинкарнации я не верю, но история циклична.

Неколько лет назад в районной и даже областной прессе человек этот именовался не иначе как кирсановским диктатором. Бывший мэр строптивого города Юрий Архипович Батуров. Пост главы города Юрий Архипович принял в декабре 97 года и следующие восемь лет провел в безпрерывной борьбе. При нем, Кирсанов одними воспринимался как островок стабильности среди общего развала, другими - непокорным городишкой, идущим против вертикали власти. Батуров умудрялся править самым маленьким городом Тамбовской области и при этом "воевать " с районной властью, находится в жесткой контре с тамбовским губернатором и не стесняться публично критиковать Москву. Своим левым убеждениям старый коммунист Батуров не изменил.

А вот хроника Кирсанова весны 1917 года.

"28 февраля приша весть об отречении государя - императора. В городе начались безконечные митинги... По уезду прокатилась черная волна безчинств - разгромы усадеб, порубки садов, леса, хищение лошадей и семян... Размеры безпорядков приняли угрожающие размеры.

В конце марта обьявили забастовку служащие железнодорожной станции. На несколько дней было прекращено движение поездов. Экономическое положение ухудшалось : "рубль стал пятиалтынным ". Уездное временное правительство потеряло управление..."

И тут на политическом горизонте Кирсанова возникает фигура господина Трунина. Столяра - мебельщика, со своим магазином. Известно, что на одном из митингов он требовал от Временного правительства выслать Ленина из России... А 13 мая 1917 года на перевыборах месных органов самоуправления он неожиданно получил большинство голосов. Человек он был жесткий, самоуверенный и убежденный сторонник твердой власти. Опираясь на милицию, начальника тюрьмы, бывших полицейских и всех недовольных безвластием и анархией он совершил переворот, взяв в свои руки все функции управления. Трунин провозгласил город автономией - "Кирсановской республикой ", а себя генерал -губернатором. Новоявленный глава города перестал считаться с центральными правительственными органами и не признавал комиссара временного правительства. Деятельность всех политических партий в городе запрещалась, торговые заведения облагались допонительными налогами, спиртное повсеместно реквизировалось. Так был наведен порядок в одном отдельно взятом уездном городе...

Про Батурова, или как его здесь все называли "Архипыча " говорили и писали много нелицеприятного. Правил он по - хозяйски, единолично. Без его волеизволения народец кирсановский лишний раз и вздохнуть не смел. Его боялись, но протестовали только на кухнях. Все ключевые посты - за своими людьми, которых он умел и щедро облагодетельствовать и жестко приструнить. С чужим мнением, как водится, не считался. На выборах хитро пририсовывал себе проценты. Постоянно баллотировался в губернаторы области. Все успехи в сфере городского хозяйства приписывал себе. Во всех неудачах винил центральную власть. Самодурствовал... Отправлял муниципальных служащих на прополку свеклы, и вместо денег вручал по мешку сахара.

С местными коммерсантами был строг и крут. Бандитизм в Кирсанове отсутствовал, считалось, что главная "крыша " - сам градоначальник. Шли упорные слухи, что за обучение градоначальниковской дочери в Москве собрали особую дань с торговцев кирсановского рынка...

26 мая 1917 года, из Тамбова в Кирсанов приехал уполномоченый губернским прокурором и советом рабочих и солдатских депутатов А. С. Антонов. Тот самый, кто через три года возглавит крестьянское восстание. Он прибыл с отрядом милиционеров арестовывать самозванца. Но толпа на станции освободила Трунина и в свою очередь арестовала Антонова. Судьба берегла эсера для будущих подвигов. Его оставили в живых и выдворили восвояси. Трунинский режим просушествовал еще несколько недель.

В середине июня городскую управу со всем кирсановским правительством взяли штурмом солдаты кирсановского гарнизона во главе с эсером Михневичем. Солдаты оказались пьяны, во время столкновения были убиты восемь человек и сорок ранены. Одного из членов "правительства ", господина Мелиоранского проткнули штыком прямо на ступеньках управы. Арестованных членов Думы увезли в Москву и о них более ничего неизвестно. Лишь через несколько лет в Кирсанове обьявился сам Трунин. Он ходил по улицам и громко разговаривал сам с собой, безобразно вскрикивая. В городе считали, что он симулировал душевную болезнь...

Как ни крути, но с Батуровым, Кирсанов переживал свой последний Ренессанс. Рождаемость росла, все заводы и предприятия работали, очередникам строили квартиры, школьников кормили безплатно, в центре города появился фонтан и дворец досуга "Золотой Витязь ". Связи в Москве позволяли хозяйственнику Архипычу доставать денег для пополнения городского бюджета. Но жесткость в отношении горожан и контры с областью, в конце концов, играли не в пользу несгибаемого "красного" мэра. Приехала группа Следственного комитета, долго разбиралась, "накопала" компромата на внушительный срок. О дальнейшем мало кому известно. С официальным обвинением тянули, но эти события, а также демонстрации недовольных коммерсантов с перекрытием трассы Тамбов - Саратов и закулисные переговоры с Центром заставили мэра Кирсанова сложить полномочия.

Он вернулся в город, правда, без признаков душевных недомоганий. Бывший градоначальник сохранил гордый, уверенный вид, и обаяние сильной личности. Рассказывая мне о кирсановской жизни, "диктатор" Батуров не скулил и не оправдывался. Кирсанов при нем жил, сейчас дышит через раз. Таково его убеждение.

- И спросите людей на улице! - требовал он. - И сейчас, если что, за меня большинство проголосует. Кирсанов достоин лучшей жизни.

***

И, действительно, город на реке Пурсовке еще ждет своего главного события в Истории Отечества. В этом меня убеждал самый необычный кирсановец, с которым мне удалось втретиться. На Советской улице стоят два дома с одним и тем же номером, имеются две тринадцатые квартиры. И, вот, в одой из них живет философ, натуропат, сыроед, орнитолог, заслуженный шашист и местный поэт Андрей Владимирович Федосеев.

- В самом имени нашего города заложено появление особенной, божественной личности! - говорил Андрей Владимирович. - Трунин и Антонов - только предвозвестники величия Кирсанова. Но я не уверен, что Москва разрешит вам напечатать это.

- Разрешит! - говорю я, воспламеняясь близостью тайны.

- Хорошо. - соглашается Федосеев. - Слушайте. В слове "Кирсанов" - два корня - "кир " и "сан ". "Кир " означает - голова, или царственная голова. Вспомните древнеперсидского царя Кира. Корен "сан " - означает святость. Святая царственная голова - вот, что скрыто в имени Кирсанова. Даже официальные источники соглашаются с тем, что имя первого поселенца "Хрисанф " переводится как "золотоволосый ", то есть что -то очень ценное. Теперь, вы понимаете всю глубину наших ожиданий?!

- Понимаю. - тихо отвечаю я.

- Да по другому и быть не может! - вдохновенно продолжал философ Федосеев. - Кирсанов не может не стать духовным центром России. Ведь он издревле стоит на границе двух миров. Ровно посередине дороги между русским Тамбовом (там - Бог) и татарским селом Тамала (там - Аллах). Где же еще, как не у нас, взяться настоящей духовности и примирению?!

***

Теплой и ясной апрельской ночью я ждал скорого поезда на перроне кирсановского вокзала. Вокзал был темен, таинственен и пуст. Только окно начальника, Степана Эдуардовича освещалось электрическим светом. Начальник работал. Я сидел на перроне и слушал лягушачьи хоры в лугах. За спиной сопел и шуршал в листве живой ежик. А по соседней платформе шли две нетрезвые женщины. И одна другой говорила:

- Я же по-понимаю, что все бе-беды по... глупости моей! Но так хочется быть молодой и красивой... и чтобы талия была, хотя бы, как у Семеновой!

А вторая ей отвечала:

- Все - будет! Галка! Родная! В выходные поеду в Тамбов. Все тебе куплю...

Статья публикуется в авторской редакции. Сокращенный вариант опубликован в журнале "Русский пионер" № 31 (октябрь) в статье "Рыжий город".

Наверх