Боровская (Загноева) Е.Д.
Воспоминания о жизни в Кирсанове. Записано в 1970 году

В Кирсанов

И вот мы с сестрой Паней и её детьми опять в дороге, шел 1919 год. На четвертые сутки мы приехали в Кирсанов. Я решила, что дальше я никуда не поеду. Купила я сестре и её детишкам билеты. Паня начала меня уговаривать и умолять, чтобы я ,тоже, поехала сними в Петроград, но я ни за что не соглашалась. Поезд отошёл, а я осталась одна на вокзале и заплакала. Наступил вечер, холодно и жутковато стало на вокзале. Ко мне подошёл какой то мужчина и что-то спрашивал, я уж не помню что я там отвечала. Наконец, я решила найти постоялый двор и там переночевать. Мне повезло, я сразу нашла то, что мне было нужно. Но мест уже не было, всё занято, ладно нашлась там одна хорошая женщина, жаль ей меня стало, и оставила она меня ночевать у себя в коморке, дала подушку и матрасик.

Проспала я наверно долго, проснувшись, увидела, что стоит она около меня и смеётся. Ну, говорит и соня же ты. Я ей объяснила, что в дороге спать не пришлось. Тут мы с ней разговорились, она меня обо всём расспросила и обещала помочь мне, если это возможно. Я очень обрадовалась. Мне исключительно везло. На другой день она сообщила мне о своей тётушке Марфе Ивановне Шлыковой, которой требуется девушка, умеющая шить и выполнять по дому всякую работу. «Если ты ей понравишься, то она тебя возьмёт, а уж если не понравишься, так я уж не знаю, что ещё делать тебе» - предупредила меня хозяйка. Мы собрались и пошли к этой грозной тетушке. Она меня долго обо всём спрашивала, а потом приняла на работу. Я даже сначала не успела разглядеть ни дом, ни двор, где я буду жить. А дом был такой большой, и у дверей висела вывеска – «Шлыковы мастерская». У них была небольшая швейная мастерская. А сколько в их семье было человек! Дочерей, да сыновей, да внуков! Вся эта орава обхватила меня и потащила к себе в комнаты, и стали мне всё рассказывать. Вот в этой дружной семье я стала жить. Работала, дружила со всеми, шила девушкам наряды, парням рубашки, и они меня все полюбили. Я обжилась, послала сестре две посылки, а ответа от неё не было. Что с ней? Жива ли она? Я ничего не знала и не могла никак узнать.

Шёл 1919 год. В это время везде образовывались коммуны. Это было что-то вроде школы для взрослых, то есть для молодёжи. Они там учились и работали. Я познакомилась со многими коммунарами и они пригласили меня к себе, чтобы я там шила одежду и конечно могла бы поучиться. А учиться я так хотела!

КОММУНА или новая жизнь АЛЕКСАНДРО - НЕВСКОГО МОНАСТЫРЯ

И вот я попала в коммуну. Такова уж была моя жизнь Я не жила подолгу в каком-нибудь месте. Хотя меня и не отпускали Шлыковы никуда, так уж они ко мне привыкли, да и я к ним, а всё-таки я попала сюда. Школа-коммуна находилась в нескольких верстах от Кирсанова на месте старого Александро-Невского мужского монастыря, говорили, что назван был в честь спасения царской семьи от крушения поезда. Место очень красивое. Монахов всех, конечно, разогнали, а всё богатство монастыря осталось в руках коммунаров. Здесь были свои строгие порядки, хозяйственники, заведующие и прочие. А какие у нас были учителя!! В деревне (я родилась Обитоки, Александровская волость, Полоцкий уезд, Витебская губерния ) мне пришлось мало учиться, но продолжить своё образование я могла здесь. Геометрия и алгебра казались мне тогда китайской грамотой, но всё- таки мне помогли овладеть всеми этими премудрыми науками, помогали коммунары и учителя. В свободное от всяких дел время, а дел у меня было много я прибегала в учительскую, и если опаздывала на урок , то сидела тихонечко здесь. Я с удовольствием прослушивала уроки географии и истории, нравилась мне также и литература. Её преподавал Сергей Николаевич, на вид он, можно сказать, был стар, но никто не знал, сколько ему лет. Этот учитель пришёл к нам в коммуну хмурой осенью. Вид его был страшен - длинные седые, как у попа волосы спадали с плеч, ногти на руках были длинные, как у филина, глаза беспокойно блуждали, а сам он был весь грязный и оборванный. Так он и ходил некоторое время, не разговаривая ни с кем, и не обращая ни на кого внимания. Ну а потом мы решили привести его в божеский вид, помыли, почистили, обстригли, и глазам своим не поверили, изменился человек, стал моложе на несколько лет. Порой на уроках он забывался и начинал говорить не то что надо, ну а в основном это был очень умный человек. Под его руководством у нас организовался драмкружок, а это было так важно для нас. Мы ставили разные пьесы в несколько действий, а особенно мы все любили ставить пьесы по Чехову. С большим трудом нам удалось достать в Кирсанове рояль и привезти его в коммуну. Это было так здорово! Теперь Сергей Николаевич аккомпонировал нам. Слава наших выступлений быстро разнеслась по окрестным сёлам, деревенькам и хуторкам. К нам приходили крестьяне, и с каждым разом их приходило всё больше и больше. Это уже был успех!

В коммуне остались жить два монаха- отец Филарет и отец Иннокентий, их мы назначили хозяйственниками. Угодий ведь у нас было можно сказать для того времени много. Отец Иннокентий стал пчеловодом, а отец Филарет стал заведовать работами на огороде. Там стояла маленькая избушка, где он и жил. Весной мы все вышли работать на огород. Работали парами. Я всегда становилась с Танюшкой Матвеевой- дочерью нашего заведующего. Это была девушка из простой рабочей семьи, привыкшая трудиться не покладая рук. Мы сажали огурцы, помидоры, картофель. Но чтобы посадить грядки не копали, а просто делали в земле ямки и сажали семена. А потом ещё приходилось работать в саду, их у нас было два – старый и новый. Да работ было много, но работали не все с одинаковым усердием, были и лентяи. Каждый день двоих человек отправляли на кухню в помощь повару. Мы с Танюшкой везде были первыми и за это нас любили и хвалили. И вот даже сейчас, когда я мою пшено, то часто вспоминаю наши дежурства на кухне. Вначале месяца у нас всегда был большой праздник, нам выдавали по фунту сахара на человека. И хотя это было немного на весь месяц, для нас это казалось сказочным богатством. Некоторые, правда, съедали всё зараз, а потом всё остальное время ждали с нетерпением начала месяца. А мы с Танюшкой брали свои пайки и бежали в избушку к отцу Филарету, где он нам варил из песку и пшеницы вкусные- превкусные леденцы. Однажды отец Филарет спас меня от неминуемой гибели, а было это так. За речкой наши пастухи пасли скот и видно не досмотрели за быком. Он вырвался и бежал к нам, а я как раз ходила и что-то делала. На мне было новое цветастое платье и красная косыночка. Бык увидел меня и побежал за мной, а я со всех ног от него. Я бегу между заборов и кричу, а бык меня настигает. Тут отец Филарет услышал из своей «кельи» мой крик, выскочил, насилу остановил быка и отправил его обратно. А я тем временем, вся изодранная, изорванная, ведь пришлось бежать, не разбирая дороги, стояла на крыльце и никак не могла отдышаться, прийти в себя от только что перенесенного ужаса.

То лето было очень жарким, и спать в комнате было невозможно. На верхнем этаже была веранда, где мы и спали летом. Ночь была очень холодной и на веранде легли спать только мы с Танюшкой. Это и доглядели наши озорные девчонки Симка с Зойкой. Они решили вымазать нас спящих сажей. Ночь. Темнота кругом. Симка и Зойка переоделись, вымазались сами, чтобы их не узнал и полезли на веранду по резному столбу. Услышав шорох, я проснулась. Я всегда очень чутко сплю. Смотрю на веранде появились два каких то силуэта, и в полной тишине приближаются в нашу сторону. У меня хватило мужества вскочить и направиться к ним решительными шагами. Не ожидая этого, они сами так напугались, что тут же с невероятной быстротой прыгнули на землю, как только они себе шеи не поломали, не знаю. Больше никаких ночных похождений они не предпринимали.

Шел грозный 1920 год. Положение в стране было тяжелым. В лесах прятались бандиты. Для защиты коммуны парням выдали оружие и они усердно принялись его изучать. За это время у нас произошел небольшой переворот. После долгих наблюдений за нашим домоводом мы установили, что такие драгоценные продукты, как молоко, сливки, сметана, творог и многие другие, он продавал как свои собственные на рынке, и коммунарам ничего не доставалось. Теперь новым хозяйственником назначили меня, потому что я была самой старшей среди всех и мне очень доверяли. Правда, один раз произошел курьезный случай. Один из коммунаров, привыкнув следить за старым домоводом, решил последить за мной. А я пошла в чулан, чтобы отмерить порцию сливок на один день. Пока я отмеривала, он стоял за дверью и наблюдал в щелочку, когда же я буду, втихомолку, есть. Ну, конечно же он не дождался, а от ребят ему попало за эту слежку.

Через некоторое время у нас в коммуне произошел страшный случай. Было это, как раз в Екатеринов день, мне уж это очень хорошо запомнилось. Ребята решили испытать у девушек боязнь перед оружием. Вечером мы как обычно все собрались в общей комнате, каждый занимался своим делом, одни шили, другие вышивали, третьи читали, кто-то напевал песенки. Пришёл сюда и Митька чистить свой карабин, уж не мог найти более подходящего места! Он осмотрел комнату так внимательно, будто видел её впервые, что-то прикинул у себя в уме и крикнул мне шутливо: «Катюха, становись к стенке, я тебя застрелю! «Ну, я поняла, что он шутит, и к тому же, хочет узнать трусиха я или нет. Я же решила показать себя храброй и решительной, не торопясь, встала к стенке и велела ему стрелять. Митька стал проверять карабин, не осталось ли там чего - нибудь. Копался он долго и усердно. Мне ждать надоело. «Да ну тебя» говорю «некогда мне такими пустяками заниматься, убьешь лучше в следующий раз». Я отошла к подружкам и мы принялись обсуждать план работы на неделю. А в это время на моё место к стенке встала Лизанька, весёлая и бойкая девушка, самая младшая среди нас. «Митька» крикнула она, смеясь - «может быть меня убьешь?». «Может быть» - сказал Митька. И он начал демонстрировать перед нами своё искусство, взвёл курок и долго- предолго целился, а потом было всё страшно и непонятно. Прозвучал выстрел, раздался страшный крик, Лиза на полу, а рядом лужа крови. Мы закричали и побежали к ней, а около неё уже суетилась её старшая сестра Ольга. Мы все страшно перепугались, а Митька сразу как будто обезумел, схватил свой карабин и хотел застрелиться, все кинулись к нему, увели в комнату, уложили на кровать, убрали ножи, вилки, верёвки, чтобы он не покончил с собой и сторожили его по очереди всю ночь. Лизу мы похоронили у монастырской стены. Приехавшие из деревни родители увезли старшую дочь Ольгу домой. После этого у нас было у всех в душах что-то такое неприятное, похоже на лёд. Да, права пословица: «Ружьё раз в год стреляет незаряженным».

АНТОНОВЦЫ

А потом прошло ещё полгода. По стране грохотала война и по окрестным сёлам, деревушкам и хуторам ходили тревожные слухи о приближении банды Антонова. А в нашей коммуне было много девушек и парней из Кирсанова и его окрестностей. Те, что трусливые, тотчас же разбежались по домам, оставшиеся были самыми храбрыми и сильными духом. Мне, поневоле, надо было жить в этом коллективе, где я была как в своей семье. Да и ехать мне не к кому: дома нет, папа умер, когда я была ещё в Тамбовской губернии. Я даже не смогла съездить к нему на похороны, ведь написали мне родственники уже после его смерти, и письмо пришло на почту через месяц после того, как мне его отправили. Почта была далеко, за 10 километров от нашей деревушки, и, чтобы получить почту приходилось выходить рано утром и идти очень быстро лесом, чтобы до сумерек успеть добраться обратно. Но ноги, конечно, были быстрые, молодые. Наступила зима 1920 года. Всё шло благополучно, а беда нагрянула неожиданно. Это было холодное утро 23 февраля, этот день мне никогда не забыть, самый страшный день моей жизни. Как обычно, ко мне с раннего утра пришла повариха Дуняша, чтобы я ей выписала продукты на весь день. Я оделась и даже поёжилась от холода, хотя моя комната была на втором этаже. Мы, не торопясь, стали спускаться по лестнице вниз. Но, на дворе раздавались необычные крики, дикий хохот, храп коней. Мы глянули в окно, и мне показалось, что сердце у меня отмерло и перестало биться. Там были те, о которых с ужасом говорили всё время. Бандиты окружили монастырь. Дрожа от страха, мы продолжали спускаться по лестнице, как вдруг внизу показались двое здоровенных дядей. «Руки вверх!» - орут. Наставили они на нас пистолеты и повели в комнату на верхний этаж, пообещав при этом, что с нами потом расправятся как им нужно. Нас, восемь девушек, втолкнули в комнату и закрыли на ключ. Меня очень поразил вид бандитов: одеты кой в чём, на головах кубанки, обвязанные платками, если это так можно назвать (зелёные тряпки свисали с их голов ). Мы с тоской, как бы прощаясь, смотрели друг на друга. Все девушки были комсомолками, только я одна не вступила в комсомол по возрасту, уж не подходила для этого. Некоторые начали молиться, а на что надеяться в таком положении? Дверь заперта, не убежишь, в окно не выскочить – высоко, да и внизу бандиты, сразу им в руки попадёшь. Мы смотрели, как вытаскивают наше добро: овёс, пшеницу, оружие, матрасы и всё, что попадалось под руку. На возу сидела атаманша и покрикивала, и оглядывалась по сторонам с победоносным видом. Над нашими головами, на чердаке, было слышно, как топали ноги. Неожиданно всё стало умолкать, а затем затихло. Антонова со своими друзьями куда-то унесло, по пятам гналась Красная Армия. Мы обрадовались, застучали в дверь, закричали. Дверь нам открыл конюх нашей коммуны. Мы стали кричать, задавать ему вопросы.

Вот что он рассказал. Искали командира коммуны коммуниста Матвеева. Моя подруга Танюшка Матвеева вся побледнела и зарыдала, это был её отец. Его успели спрятать на чердаке под досками, матрасами и сеном. Бандиты искали его везде и всюду, по нему бегали ногами, даже не подозревая об этом. Но поиски их оказались бесплодными. Поймали они двух наших комсомольцев Есина и Шухмана. Обыскав их, они нашли у Есина в сапоге комсомольский билет, а Шухман же, спрятал свой билет в какое-то укромное местечко, поэтому ему дали 25 «горяченьких», раздели и отпустили на все четыре стороны. Он на большом морозе, раздетый бежал 20 вёрст до города Кирсанова. Матвеева мы привели с чердака, и не узнали своего командира. Он постарел на несколько лет, волосы его были седыми, а лицо в морщинах. После этого он долго болел. Тело Есина отвезли на другой день в Кирсанов и там его похоронили комсомольцы со всеми почестями. В монастыре была полная разруха. Хотелось есть, к счастью остался нетронутым вчерашний испеченный хлеб, его и поели. А потом все оставшиеся сели и решили, что теперь здесь нам больше нечего делать и каждый, по своему, пройдёт свой жизненный путь. А я опять осталась одна. Денег у меня не было. Все мои небольшие сбережения, а в том числе красивые рубиновые серьги и ещё кое – какие украшения были найдены антоновцами. И у меня ничего не осталось.

ПОСЛЕ КОММУНЫ ИЛИ ОПЯТЬ КИРСАНОВ

Я опять направилась в Кирсанов. Этот небольшой городок был мне всё-таки знаком. К Шлыковым мне, идти было как-то неудобно, и поэтому я поселилась в общежитии, поступила на работу. В то время открылся пролетарский университет, это было что-то теперешней вечерней школы. Мне вновь захотелось учиться, познать все науки. Я поступила в университет. Ох, и трудно же мне было, я не знала ни геометрии, ни каких других предметов, правда, на этот счёт имела лишь начальные сведения и представления о них. Узнав об этом, мои товарищи начали мне помогать осиливать эти науки, ученицей я наверно была способной и всё понимающей с первого слова. Вскоре о моём пребывании в Кирсанове узнала младшая сестра из семьи Шлыковых, и прибежала ко мне в общежитие. Обрадовались встрече, я и она долго не могли произнести ни слова. Она стала укорять меня: «Что же ты, Катюша, давно здесь живёшь, а к нам не приходишь? Или уже забывать нас стала?» Я отвечала, что всё как то нет времени и пообещала придти в воскресенье. Теперь свободные дни я проводила в хорошо знакомой мне семье Шлыковых. А вскоре университет народного образования отправил меня учиться на библиотекаря. В то время всё было просто, так долго, как сейчас не учились, и моя учёба на библиотекаря продолжалась всего две недели. Учили правильно раскладывать книги и быстро находить их по каталогу. Для меня всё было ново и интересно, и вскоре я уже работала библиотекарем в справочно-лекторской библиотеке. Я поначалу обрадовалась, что теперь то, я уж буду много читать, а потом оказалось, что книги все на политические темы. Я пробовала было углубиться в политику, но без посторонней помощи не могла ничего понять, что к чему и отчего это происходит. Моей заведующей была Ольга Шеф. Как только я появилась в библиотеке, она тотчас куда-то смылась, и вся работа пала на мои плечи. Первое время я целый день бегала между полками, шкафами и приводила всё в порядок. Я давно уже лелеяла мечту: поехать в Петроград к своей сестре Пане. И вот теперь, соскучившись в одиночестве, я с новой силой мечтала о Петрограде. Шлыковы, конечно, не хотели меня отпускать, доказывали как это глупо наобум ехать не зная куда. В довершение ко всему уважаемая Марфа Ивановна подыскала для меня жениха. Я его, правда, не очень то и знала, да и не желала даже поближе познакомиться. «Всё что делается, делается к лучшему», - решила я. И моё решение переросло в непоколебимую уверенность ехать в Питер.

Личный архив Веры Барановой (г. Вологда).